Разумовского.

— Ваше величество, сие мне известно, но действовать я собирался после церемонии погребения, — ответил Шешковский.

Я еще до конца не знал, как воспользуюсь той информацией, что была собрана на петербуржских содомитах. В России существовал закон о смертной казни по случаю садомии в войсках, но какого-либо закона для гражданских не было, кроме порицания и болезненного восприятия подобных фактов обществом.

— Степан Иванович, а что знает о моем самочувствии двор? — спросил я, осененный вдруг пришедшей идеей.

— Вас посещали князь Трубецкой, граф Алексей Григорьевич Разумовский, приходил Голицын. — ответил Шешковский.

— Разочаровываешь, Степан Иванович, — сквозь боль я пытался улыбнуться, но получался какой-то оскал, когда тон мой мог показаться Шешковскому не столько шутливым, сколько жестким и агрессивным.

— Простите, Ваше императорское величество, — новоиспеченный граф стал по стойке смирно.

— Полно те, Степан Иваныч, мне тут в голову пришла завиральная идея. А не посмотреть ли нам, как голуби превращаются в коршунов? — сказал я и попытался посмотреть на своего безопасника. Не вышло. Боль скрутила, и по всему телу будто прошел разряд тока.

Несколько минут я не реагировал на вопросы о своем самочувствии, так как боль застилала и разум.

— Вы поняли, о чем я, — спросил я минут через пять, когда боль немного утихла.

— Думаю, да, Ваше величество. Я так понимаю, что все вокруг должны думать, что Вам очень плохо, — начал говорить Шешковский, но, посмотрев на меня, он продолжил. — Признаться, и я только что подумал о нехорошем.

— Хватит нам нехорошего, Степан Иванович. Многое страшное, что должно было случиться, уже произошло, — сказал я, готовясь к новому витку болезненных ощущений.

— Я понял вас, Ваше императорское величество. Все будут пребывать в уверенности, что вам все еще дурно, что можете и преставиться. А я прослежу за тем, кто именно и каким образом захочет воспользоваться положением, — сказал Шешковский, что-то помечая себе в блокнот.

— Работайте через Теплова, пусть либо сдаст Разумовских и подтолкнет Кирилла на совершение глупости. Постарайтесь сделать так, чтобы все выглядело правдоподобно и естественно. Можете даже приказать, чтобы не разбирали похоронные мизансцены, — сказал я, и вновь меня начал накрывать приступ боли. — И позови уже Кашина, пусть даст какой микстуры.

Глава 1

Петербург

27 февраля 1752 года

— Что с ним? — простонала Екатерина.

— Ваше Высочество! Вам не стоит волноваться, а-то разойдутся швы! — цинично, безэмоционально отвечал Иван Антонович Кашин.

Лейб-медикус Кашин всегда отключал эмоции, когда работал. Чувства мешают делу и никогда не способствуют улучшению качества работы. Он после один в укромном уголке порыдает, как это сделал после констатации смерти Иоанны Ивановны.

— Я настаиваю! — не унималась Екатерина Алексеевна.

Кашин ее не слушал. Да, и что-либо внятное сказать о самочувствии императора медикус не мог.

— Великая княгиня, я еще раз говорю Вам, что волноваться нельзя, у Вас ранение плеча, и рана достаточно глубокая, также Вы потеряли много крови. Нужно хорошо кушать, особенно гречневую кашу и говяжью печень. Еще немного сухого красного вина не помешает, — Кашин посмотрел на умоляющее лицо Екатерины Алексеевны. — Он жив, но в тяжелом состоянии.

Екатерина не стала больше расспрашивать медикуса. Ей нужен был иной источник информации, более разговорчивый.

Екатерина Алексеевна никак не могла для себя объяснить тот порыв, который побудил ее прикрыть собственным телом Петра Федоровича. Казалось, что логичнее было бы просто дать убийце сделать свое грязное дело. Тогда она, Великая княгиня, обязательно заняла бы трон Российской империи, о чем так сильно грезила в своих местах и что отчетливо представляла в своих снах. Но, нет — она бросилась и сейчас понимала, что сделала бы это еще раз.

Очень не хотелось в монастырь, и Катерина надеялась, что Петр передумает. Но больше всего женщина боялась потерять навсегда его, своего мужа. Сколько же они глупостей натворили?

— Может, просто сбежать? — прошептала Екатерина так, чтобы никто не мог ее подслушать.

Бежать от чего? От себя? Кто она такая, будь Катерина в Штеттине, или еще где-нибудь. Можно было податься к дядюшке Фридриху, но Екатерина Алексеевна испытывала отвращение к этому родственнику. Статьи, которыми разразилась русская пресса, вызывали чувство боли и патриотизма. Так красочно описываются события, на страницах издания столько драматизма и эмоций, что и образованная Катерина прониклась. Ей захотелось бежать в редакцию журнала «Россия», писать статьи, вторить общему патриотическому подъему, обосновывать необходимость мстить. Но… она уже не редактор этого журнала. И, вообще, вопрос о том, кто она сейчас, остро стоял в сознании Катерины.

— Спаси его! — прошептала Екатерина Алексеевна Кашину.

Иван Антонович резко поменялся в лице, и его глаза увлажнились. Он вспомнил мольбу императора, когда тот вот точно таким тоном просил спасти Иоанну Ивановну. Но, тогда спасти не удалось.

— Что с Вами? — заметила Екатерина резкое изменение настроения медикуса.

— Все хорошо, Ваше Высочество! — машинально ответил Кашин и отвернулся.

Он впервые обратился к жене императора соответственно титулу. Вот точно так же он уже был готов обратиться и к Иоанне, в которую был тайно влюблен. Кашин теперь всех женщин сравнивает с той, которая должна была жить, но никогда не могла быть его.

*………*………*

Петербург

27 февраля 1752 года

— Что Вы предлагаете? Это не уместно! Невозможно, это заговор и предательство! — возмущался Никита Юрьевич Трубецкой.

— А что можно еще предложить? Давайте спросим у императора, как быть! — ерничал Кирилл Разумовский.

— Но император Петр Федорович жив! — продолжал упорствовать вице-канцлер Трубецкой.

— Сперва спросите у медикусов, после утверждайте об этом! Только что в подобном состоянии была матушка императрица. Где она? Почила! Нам нужен тот, кто временно займет престол. И это мой брат Алексей Григорьевич Разумовский, законный супруг матушки императрицы Елизаветы Петровны, — в комнате, где проводились заседания Государственного Совета наступила гробовая тишина.

Никто из собравшихся не понимал, что вообще происходит. Это что — Лешка Разум заявляет свои права на престол?

Елизавету похоронили быстро. Слишком