последний звонок. Благо, до сих знаменательных событий оставалось чуть меньше месяца.

Дома Елена Алексеевна сразу же включила ноутбук и принялась изучать так называемую логистику. Ольга Ивановна обещала одолжить денег до отпускных, чтобы историчка могла заранее купить билеты, пока они не подорожали с началом летнего сезона. Самолеты летали только через Москву или Новосибирск, с шестичасовым антрактом между рейсами. Путешествие на поезде занимало двое суток и еще двенадцать часов, но влюбленная женщина с радостью согласилась провести столь продолжительное время в душном плацкарте. Оставалось лишь получить согласие от Курина. Но Соколова почему-то была уверена, что художник будет рад ее видеть.

Дверь со скрипом распахнулась, и на пороге показалась мать семейства. Пожилая женщина никогда не стучала, прежде чем войти в комнату своей великовозрастной дочери. Соколова-старшая придвинула стул, стоявший возле стены, к компьютерному столу и уселась рядом с Еленой. Осуждающе посмотрев на наследницу, старуха запричитала:

– Опять за компьютером сидишь, бездельница! Работаешь за копейки, хоть бы репетиторством занялась! Денег было бы больше, смогли бы и ремонт сделать, и телевизор новый купить…

Елена Алексеевна молчала. Всего несколько недель терпения ― и она станет свободной и любимой.

– Лена, я тут Петровну видела, ― выждав двухминутную паузу, заговорила старшая Соколова. ― Та три месяца назад мать схоронила, дом родительский на продажу выставила. Теплица в огороде стоит, почти новая, предложила мне за двадцатку всего лишь. Нам на дачу давно надо. Ну, я уговорила Петровну до твоих отпускных подождать. Когда тебе перечислят-то? Может, сходишь в бухгалтерию, попросишь, чтобы пораньше. А то черт ее, старуху, знает!.. Столько лет в этой школе пашешь, должна же быть благодарность хоть какая-то!..

На протяжении сорока с лишним лет историчка беспрекословно выполняла все требования матери. Женщина приносила домой и без того маленькую зарплату, оставляя себе лишь пару тысяч на проезд и обеды в школьном буфете. Сегодня она решила покончить с традицией и возвратить себе законное право самостоятельного принятия решений.

– Нет! ― твердо заявила Елена Алексеевна. ― Никуда я не пойду. И отпускные свои на теплицу не дам. Хватит! Все эти годы я тебя слушалась, и что в итоге? Больше ни копейки от меня не получишь! Продукты сама буду в дом покупать! И прекращай лезть в мою жизнь: я тебе не девочка-подросток!…

Глаза старухи налились кровью.

– Ах ты, тварь неблагодарная! Сколько сил в тебя с отцом вложили, мерзавка! А ты… ― старуха замахнулась и изо всей силы ударила дочь по лицу.

Слезы навернулись на глаза Елены. Быстрым движением она схватила телефон, лежащий на столе, и, грубо оттолкнув мать, выбежала из квартиры. Спустившись вниз на пару этажей, женщина задержалась на лестничной площадке, судорожно набирая до боли знакомый номер:

– Федор! ― захлебывалась слезами несчастная. ― Федор, любовь моя, не могу я так больше ― матушка совсем с цепи сорвалась. Хоть в петлю лезь…

– Бросай все и приезжай ко мне. Но с одним условием…

Он ждет ее! Ждет и вполне вероятно, что любит! Да разве имеет значение все остальное: бесперспективная работа, выжившая из ума мать, вечно поддакивающий склочной супруге отец, не имеющий в собственном доме права голоса?! Конечно, нет! Привычный мир Елены Алексеевны вмиг сузился до размеров крошечного домика на Каме, где она окажется через считанные недели.

– С каким? ― все еще не доверяя свершившемуся факту, почти шепотом спросила учительница.

– Привези мне байкальского омуля!..

Глава 5. Счастье?

Лето в Сибири началось с изнуряющей жары. Солнце палило до такой степени, что казалось, будто вот-вот расплавится не только свежеуложенный асфальт, но и все окружающие предметы: дома, опоры линий электропередач и припаркованные возле тротуаров автомобили. В один из дней, пропитанных ароматом цветущих яблонь, Елена Алексеевна вышла из родного подъезда. Родителям она сказала, что идет на педагогический совет, но, вместо опостылевшей за долгие годы школы, отправилась домой к Ольге Ивановне. Там ее дожидался заранее собранный чемодан с вещами первой необходимости и бережно упакованными итальянскими туфельками, томящимися в предвкушении своего дебютного выхода в свет.

Поезд отбывал лишь поздним вечером, поэтому у женщин оставалось достаточно времени, чтобы наговориться перед расставанием и обязательно приобрести омуля, обещанного Федору. Осуществить последнее оказалось крайне сложно: в регионе еще действовал запрет на вылов этой невообразимо вкусной рыбы. Ольга Ивановна подключила к поиску своих знакомых, коих за почти полвека педагогического стажа у нее накопилось более чем достаточно. Сначала завучу предложили омуля с душком, но Елена категорически отвергла этот вариант, мотивируя свой отказ тем, что даже местные жители не всегда соглашаются на душок, а уж непривыкший Курин точно не оценит столь специфического кушанья.

Наконец, один из бывших учеников Ольги Ивановны договорился с другом, державшим на рынке точку и не брезговавшим нелегальной торговлей. Женщины пробирались между прилавками, зажимая носы, чтобы спастись от неприятного запаха, завладевшего пространством рыбного отдела. Но короткое путешествие того стоило: несколько минут спустя перед коллегами уже лежало главное сокровище Байкала, радуя глаз роскошным золотым блеском.

Соколова завернула омуля в газету и положила на самое дно чемодана, под коробку с новыми туфельками. Путь обещал быть долгим, жара стояла невыносимая, и учительница опасалась, что рыба, транспортируемая в подобных условиях, может доставить массу неприятностей не только ей, но и ни в чем не виноватым попутчикам. Как бы то ни было, Елена Алексеевна доставит омуля к камскому берегу в целости и сохранности, сдержав слово, данное своему возлюбленному.

В назначенное время женщины подъехали к железнодорожному вокзалу. Елена любовалась родными пейзажами, прощаясь с городом, который практически не покидала за сорок с лишним лет своей жизни, в глазах несчастной читалась молчаливая печаль. Впереди же ее ожидало неизвестное, но многообещающее счастье, выстраданное за годы одиночества, отравленные горьким послевкусием предательства.

– Вот и пришли, ― грустно произнесла Ольга Ивановна, остановившись возле старенького темно-синего вагона с номером, обозначенным на билете. Ей не хотелось расставаться с любимой коллегой, с традиционными утренними чаепитиями и ни к чему не обязывающими разговорами обо всем на свете. Однако завуч понимала, что учительница истории заслуживает любви