среднего. На его загорелом лице с правильными чертами отражалось раздражение с примесью тревоги.

Толлер ткнул пальцем в снижающийся дирижабль.

— Какой-то идиот забрался в наше захолустье, чтобы совершить самоубийство.

— Мы послали предупреждение?

— Да, но, похоже, слишком поздно, — ответил Толлер. — Минуту назад он угодил в самую птерту.

— Кошмар! — дрогнувшим голосом произнес Сисст и прижал ко лбу тыльную сторону кисти. — Я прикажу, чтобы поднимали экраны.

— Это лишнее — облака высоко, а через открытое пространство среди бела дня шары не нападут.

— Я не собираюсь рисковать. Кто знает… — Тут Сисст сообразил, что Толлер слишком много на себя берет, и набросился на него, вымещая на подчиненном свой гнев и страх. — С каких это пор ты здесь командуешь? Ведь это как будто моя станция. Или, — ядовито предположил он, — магистр Гло тебя тайно повысил?

— Рядом с вами никого не требуется повышать, — огрызнулся Толлер, не сводя глаз с воздушного корабля, который уже опускался на берег.

У Сисста отвисла челюсть и сузились глаза: он раздумывал, к чему относилась эта характеристика — к его умственным способностям или физическим данным.

— Это дерзость, — наконец решил он. — Дерзость и нарушение субординации, и я позабочусь, чтобы кое-кто об этом узнал.

— Да не скули ты, — бросил Толлер через плечо и побежал вниз по пологому склону, туда, где собралась, чтобы помочь посадке, группа рабочих. Многочисленные якоря дирижабля пропахали полосу прибоя и вгрызлись в песок, оставляя на белой поверхности темные борозды. Люди ухватились за веревки и повисли на них, удерживая корабль при шальных порывах ветра, словно норовистое животное.

Наконец Толлер увидел капитана: перегнувшись через перила, тот руководил операцией. На корабле происходила какая-то возня, несколько членов команды боролись между собой. Похоже, какой-нибудь бедолага, оказавшийся слишком близко от птерты, свихнулся, как это иногда случалось, и теперь товарищи пытались его утихомирить.

Ухватив свисающую веревку, Толлер присоединился к буксировке воздушного корабля к ближайшей привязной стойке. Наконец киль гондолы коснулся песка, и матросы в желтых рубашках стали прыгать через борт, чтобы выполнить швартовку.

Чувствовалось, что они не в себе после встречи со смертью. Яростно ругаясь, они с неоправданной грубостью растолкали пиконщиков и начали привязывать корабль.

Понимая их состояние, Толлер снисходительно улыбнулся и протянул свою веревку летчику — человеку с покатыми плечами и землистым лицом.

— Чего ты скалишься, пожиратель навоза? — прорычал тот, попытался отобрать веревку, но Толлер отвел ее и, свернув петлей, набросил на большой палец грубияна.

— Извинись!

— Какого!.. — Летчик хотел оттолкнуть Толлера свободной рукой, но тут же передумал, обнаружив, что перед ним не совсем обычный техник-ученый. Он открыл рот, чтобы кликнуть на помощь своих, но Толлер помешал ему, затянув веревку немного туже.

— Это касается только нас с тобой, — сказал он негромко, продолжая затягивать петлю. — Ну, что ты выбираешь: извиниться или носить палец на шее?

— Ты пожалеешь, что… — Тут сустав отчетливо хрустнул, и летчик побледнел. — Я извиняюсь. Отпусти! Извиняюсь же!

— Так-то лучше, — нравоучительно произнес Толлер, освобождая пленника. — Теперь можно и помириться.

Он дружелюбно улыбнулся, ничем не выдавая своей тревоги. Опять он не удержался! Ведь можно было промолчать или ругнуться в ответ, но вспышка ярости мгновенно подчинила Толлера себе, низведя его до уровня примитивного существа, руководимого рефлексами. Он вовсе не хотел ввязываться в ссору и все же непременно изувечил бы летчика, если бы тот не извинился. Хуже того, Толлер чувствовал, что готов зайти и дальше и что этот ничтожный инцидент еще может вырасти во что-то очень опасное.

— Помириться?! — выдохнул летчик, прижимая к животу пострадавшую руку и кривясь от боли и ненависти. — Как только я смогу снова держать меч, я…

Он не закончил угрозу, так как к ним широкими шагами приближался бородач в роскошном халате воздушного капитана. Ему было около сорока, он шумно дышал, и на шафрановой ткани его халата под мышками расползлись влажные бурые пятна.

— Что тут у вас, Каприн? — спросил он, бросив сердитый взгляд на летчика. Каприн злобно сверкнул глазами на Толлера и почтительно склонил голову.

— Рука попала в петлю, сэр. Вывихнул палец, сэр.

— Значит, будешь работать вдвое больше другой рукой. — Капитан небрежным жестом отмел возможные возражения и повернулся к Толлеру. — Я — воздушный капитан Хлонверт. Ты не Сисст. Где Сисст?

— Вон он. — Толлер показал на начальника станции, который боязливо спускался по склону, подобрав полы серого халата, чтобы те не попали в лужи между камней.

— Вот псих, который во всем виноват!

— Виноват в чем? — хмуро спросил Толлер.

— В том, что вконец запутал меня дымом из своих идиотских кастрюль. — Разгневанный Хлонверт презрительно мотнул головой в сторону пиконовых чанов и столбов пара, уходящих в небеса. — Мне говорили, тут пытаются делать энергетические кристаллы. Это правда или только розыгрыш?

Толлер едва избежал одного конфликта, но тон Хлонверта его задел. Больше всего в жизни он жалел, что родился в семье ученых, а не военных, и потому постоянно поносил свое сословие, однако ему не нравилось, когда то же самое делают посторонние. Несколько секунд он холодно взирал на капитана и не отвечал до тех пор, пока это не стало граничить с открытым оскорблением, а потом заговорил таким тоном, будто обращался к ребенку.

— Кристаллы не делают, — сказал он. — Их можно только выращивать — если раствор достаточно чистый.

— Тогда чем же вы тут занимаетесь?

— Этот район богат пиконом. Мы добываем его из почвы и пытаемся очистить до такого состояния, чтобы можно было использовать в реакции.

— Пустое дело, — уверенно и небрежно заключил Хлонверт и, оставив эту тему, повернулся к подошедшему Ворндалу Сиссту.

— Добрый утренний день, капитан, — сказал Сисст. — Весьма рад, что вы благополучно приземлились. Я отдал приказ немедленно развернуть наши противоптертовые экраны.

Хлонверт покачал головой.

— В них нет необходимости. И потом, вы уже и так натворили бед.

— Я… — Голубые глаза Сисста беспокойно забегали. — Я не понимаю вас, капитан.

— Вы замарали все небо своим вонючим дымом, и я не заметил настоящего облака. У меня в экипаже ожидаются потери — и ты за них ответишь.

— Но… — Сисст бросил