подурачиться, посмеяться или поплакать, и я надеюсь, что я найду кого-нибудь скоро — я боюсь быть одной в моей доме на колесах, который создан для двоих…
Она возвращается к столику в то время, как бар освещается.
Доктор. Выпей с нами, Леона. Леона. Спасибо, нет. Я уже приняла свое и мне надо держать себя в руках, чтобы справиться с туманом. Хорошо, я пропущу еще один стаканчик, прежде чем пойду в свой дом на колесах и направлю его по Старо-испанскому шоссе. Туман не пугает меня, пока он не у меня в голове, а моя голова абсолютно светлая сейчас. — МОНК, ЭЙ МОНК! Дай мне мой счет за сегодня. Монк. Забудь об этом, не думай об этом, иди домой и поспи, Леона.
Они с Леоной, как будто в трансе.
Леона. Я не собираюсь спать, и я никогда не оставляю долгов за собой. Вот двадцать долларов, должно хватить.
Она кладет деньги на стол.
Монк. Хм, конечно, увидимся… Леона. Скажи Биллу, что он найдет свои пожитки в конторе постоялого двора, и когда он продаст себя очередной дойной корове, то пусть постарается и окажет ей уважение, хотя бы при людях. Ладно…
Она слегка машет рукой. Монк и Виолетта сидят с закрытыми глазами. Док смотрит в стол.
Мне кажется, я ушла. Виолетта. (сонно) До свидания, Леона. Монк. До свидания… Доктор. До свидания, Леона.
Леона выходит из бара. Доктор машинально встает из-за столика.
До свидания, Монк. Монк. До свидания, Док. Увидимся. Виолетта. До свидания. Монк. Береги себя.
Доктор уходит.
Виолетта. Монк? Пойдем наверх. Да, Монк? Монк. Мм? О. Наверх. Да, иди наверх и чувствуй себя, как дома. Прими душ, пока я закрою бар.
Виолетта подходит к лестнице и поднимается на несколько ступеней.
Виолетта. Монк! Я боюсь этих ступеней, они такие скользкие, как будто из кожи. Я лучше сниму свои туфли. Возьми их.
Она поднимает одну ногу, чтобы разуться, потом другую. Монк берет ее туфли. Она поднимается, кричит ему.
Возьми немного пива с собой, мой сладкий. Монк. Хорошо, я принесу тебе пива. Не забудь принять душ.
Один в баре, Монк открывает дверь, слышен шум океана, затем он подходит к «исповедальне», взяв с собой стул.
Я всегда открываю дверь на несколько минут чтобы проветрить помещение и послушать океан. Ночью он звучит совсем по другому, чем днем, когда на берегу люди. У него есть особые звуки, звуки которые он издает лишь для себя. Для себя и для меня. Я останусь здесь до тех пор, пока не услышу шум воды в душе. Я его не слышу. Она, верно, думает, что может раствориться в воде. Мне бы не стоило позволять ей оставаться здесь. Доктор сказал, что она наградила Стива триппером. Пожалуй, я не стану к ней клеится, не притронусь, возможно даже не буду подниматься наверх. До тех пор, пока она не заснет.
Он роняет одну туфлю на пол, а другую медленно вертит в руке.
Грязная, старая туфля, которую все еще носят, дурно пахнущая, из-за того, что ее слишком долго носили, но все еще стоящая у кровати, для того, чтобы ее надели завтра, ходить в ней тут и там- бесцельно, бессмысленно, до тех пор, пока, в конце концов, душа ее не вылетит вон. Она может быть перепродана или даже подбита картоном и опять надета для прогулок, до тех пор, пока уже ничего нельзя будет ни починить — ни исправить, ничего…
Он уходит с туфлей в руке в глубь сцены. Свет гаснет.
Она возвращается к столику в то время, как бар освещается.
Доктор. Выпей с нами, Леона. Леона. Спасибо, нет. Я уже приняла свое и мне надо держать себя в руках, чтобы справиться с туманом. Хорошо, я пропущу еще один стаканчик, прежде чем пойду в свой дом на колесах и направлю его по Старо-испанскому шоссе. Туман не пугает меня, пока он не у меня в голове, а моя голова абсолютно светлая сейчас. — МОНК, ЭЙ МОНК! Дай мне мой счет за сегодня. Монк. Забудь об этом, не думай об этом, иди домой и поспи, Леона.
Они с Леоной, как будто в трансе.
Леона. Я не собираюсь спать, и я никогда не оставляю долгов за собой. Вот двадцать долларов, должно хватить.
Она кладет деньги на стол.
Монк. Хм, конечно, увидимся… Леона. Скажи Биллу, что он найдет свои пожитки в конторе постоялого двора, и когда он продаст себя очередной дойной корове, то пусть постарается и окажет ей уважение, хотя бы при людях. Ладно…
Она слегка машет рукой. Монк и Виолетта сидят с закрытыми глазами. Док смотрит в стол.
Мне кажется, я ушла. Виолетта. (сонно) До свидания, Леона. Монк. До свидания… Доктор. До свидания, Леона.
Леона выходит из бара. Доктор машинально встает из-за столика.
До свидания, Монк. Монк. До свидания, Док. Увидимся. Виолетта. До свидания. Монк. Береги себя.
Доктор уходит.
Виолетта. Монк? Пойдем наверх. Да, Монк? Монк. Мм? О. Наверх. Да, иди наверх и чувствуй себя, как дома. Прими душ, пока я закрою бар.
Виолетта подходит к лестнице и поднимается на несколько ступеней.
Виолетта. Монк! Я боюсь этих ступеней, они такие скользкие, как будто из кожи. Я лучше сниму свои туфли. Возьми их.
Она поднимает одну ногу, чтобы разуться, потом другую. Монк берет ее туфли. Она поднимается, кричит ему.
Возьми немного пива с собой, мой сладкий. Монк. Хорошо, я принесу тебе пива. Не забудь принять душ.
Один в баре, Монк открывает дверь, слышен шум океана, затем он подходит к «исповедальне», взяв с собой стул.
Я всегда открываю дверь на несколько минут чтобы проветрить помещение и послушать океан. Ночью он звучит совсем по другому, чем днем, когда на берегу люди. У него есть особые звуки, звуки которые он издает лишь для себя. Для себя и для меня. Я останусь здесь до тех пор, пока не услышу шум воды в душе. Я его не слышу. Она, верно, думает, что может раствориться в воде. Мне бы не стоило позволять ей оставаться здесь. Доктор сказал, что она наградила Стива триппером. Пожалуй, я не стану к ней клеится, не притронусь, возможно даже не буду подниматься наверх. До тех пор, пока она не заснет.
Он роняет одну туфлю на пол, а другую медленно вертит в руке.
Грязная, старая туфля, которую все еще носят, дурно пахнущая, из-за того, что ее слишком долго носили, но все еще стоящая у кровати, для того, чтобы ее надели завтра, ходить в ней тут и там- бесцельно, бессмысленно, до тех пор, пока, в конце концов, душа ее не вылетит вон. Она может быть перепродана или даже подбита картоном и опять надета для прогулок, до тех пор, пока уже ничего нельзя будет ни починить — ни исправить, ничего…
Он уходит с туфлей в руке в глубь сцены. Свет гаснет.
Занавес