Десант на рассвете

По тому, как десантники впервые идут к люку, капитан Федор Сердечный старается определить их характеры. Педагогическая интуиция капитана почти безошибочна, хотя ему всего двадцать семь лет. Он уже давно прыгает, давно работает с людьми — и как командир, и как воспитатель. Он помнит, как еще в училище шел к люку первый раз. Было немного жутковато, и плохо слушались ноги. Но впереди шли другие и сзади тоже. Разбираться в собственных чувствах не было времени, нужно только подойти к люку и прыгнуть... Федор так и сделал: зажмурил глаза и бросился вниз, в ярко-голубой квадрат, думая, что сейчас произойдет что-то ужасное. Но ничего такого не произошло: в лицо ударило ветром, рвануло лямками грудь, и он повис на стропах. А все страхи остались там, в самолете.

С тех пор командиру гвардейской десантной роты Федору Сердечному приходилось прыгать ночью, в непогоду, при сильнейшем ветре, со всеми видами стрелкового оружия и со всех видов транспортных самолетов.

...Он пойдет сегодня вниз последним, хотя это и необязательно. Но сегодня пусть будет так. Просто капитан должен сам убедиться, что все в порядке: никто не задержался, и вниз ушли и снаряжение, и боеприпасы. Он уверен в своих ребятах, но все же люди есть люди... Иной идет на двадцатый прыжок и волнуется, будто в первый раз.

Пока капитан размышляет, самолеты сбрасывают скорость и зависают над районом десантирования. Через несколько минут вспыхивает сигнальная лампочка, распахиваются створки люка. И хотя всем ясно, что должно произойти дальше, капитан идет к люку и, машинально посмотрев на часы, шевелит губами: «Пошел».

Евгений Донец идет к люку деловито, спокойно, глядя прямо перед собой. Он нетороплив и на первый взгляд несколько неуклюж. Так кажется из-за его высокого роста. Следом за ним — Владимир Симушин: этот стремителен и по-кошачьи мягок в движениях. Даже сейчас, перед выброской, Владимир немного франтит. Он шагает вниз с улыбкой, крича что-то озорное, совершенно не вяжущееся с ситуацией...

В это раннее утро Симушину предстоит выполнить особую задачу. Но об этом пока не знают ни он, ни его товарищи. Знает только командир роты, точнее, предполагает, что поручит ее, вероятнее всего, Симушину.

Десятки людей выходят в небо один за другим, с интервалом в три-четыре секунды. Выходят профессионально, даже с блеском, но каждый по-своему. Хамис Зарифулин почти шагом, размеренно, чуть согнувшись, Виктор Андреев с разбегу, головой вперед, зло. Николай Коровин стремительно, с улыбкой.

Сверху мишени едва заметны и кажутся грязно-белыми клочками бумаги, в беспорядке рассыпанными по полю. Их не так уж много, может быть, двадцать — двадцать пять. Но будь они одушевленными — а каждая мишень означает вооруженного «противника», — десантникам пришлось бы нелегко. Ведь парашютист в воздухе — отличная цель, поэтому десантники должны уметь начинать бой еще в воздухе, таково их правило — обрушивать на врага лавину огня прямо с неба, не дожидаясь, пока он придет в себя, опомнится, организует оборону. Успех такого боя — внезапность, помноженная на отличную воинскую выучку. Словом, в идеальном варианте десантники должны еще До приземления поразить большинство целей, если их к этому вынуждают обстоятельства.

...Освободив автомат от ремней, Донец ждет, когда четыре мишени, почти сливающиеся с белесой пыльной степью, окажутся левее его. Он отпускает стропы, и ветер несет его к краю небольшого плато.

Почти догоняя Евгения, в нескольких десятках метров за его спиной летит Хамис Зарифулин. Они уходят в сторону от квадрата приземления специально; Донец и Зарифулин, не сговариваясь, решают поразить те самые четыре мишени, которые поставлены за песчаной грядой, в стороне от других.

Первым ударил короткой очередью Зарифулин. Пули ложатся пыльной строчкой рядом с фанерным силуэтом. Донец смотрит вверх — лицо Хамиса, обычно улыбчивое и доброе, сейчас стянуто на скулах.

— Твои две левые! — кричит Евгений.

— Согласен, — кивает Хамис и машет рукой. Взяв правее и чуть выше одной из своих мишеней, Донец нажимает на спуск и видит, как опрокидывается силуэт. Потом Евгений смотрит вдоль гряды — у Хамиса осталась одна мишень.

До земли около сотни метров, до края плато сто пятьдесят, дальше крутой обрыв. Они должны успеть покончить с оставшимися целями и приземлиться на плато, пусть даже на самом его краю.

Частыми короткими очередями Донец кончает со своей второй мишенью и, потянув задние стропы, замедляет падение. У него еще несколько секунд, чтобы помочь Хамису. Не успевает Евгений нащупать в прорези мушки силуэт, как слышит крик Зарифулина: «Я сам!» И в тридцати метрах, от земли Хамис Зарифулин поражает цель...

Им обоим повезло, приземлились у самого края довольно глубокого оврага. Погасив парашюты, десантники слышали, как еще трещат очереди где-то за их спиной. Это рота капитана Сердечного отвоевывала у «противника» площадку для выброски техники. Хамису и Евгению предстояло догнать подразделение, и поэтому ребята спешили. Они знали, что операция в тылу «противника» только начинается...

...После полуторакилометрового броска через поле передовой взвод лейтенанта Валентина Горбачева скатился по склону и залег на дне узкого оврага. Но овраг не укрыл людей от утреннего, уже жаркого солнца, которое било в их спины и затылки, раскаляло железо и сушило губы. Хотелось пить, но воды было мало; кроме того, наученные опытом, все знали, что несколько глотков не спасут, напротив, вызовут одышку и усталость.

Собрав сержантов, Горбачев выслушал их доклады о состоянии людей, оружия, боеприпасов. Лейтенант разрешил ослабить ремни и перекурить. Его взвод, выйдя к заданному рубежу раньше времени, заслужил эту короткую передышку. Пока все шло хорошо. За исключением пустяка, касавшегося лично его, Горбачева. При приземлении он ударился плечом об острый камень. В горячке Валентин не почувствовал боли, теперь же каждое движение правой рукой вызывало резкую боль. Конечно, надо было расстегнуть портупею и осмотреть ушиб. Но он считал, что не к лицу ему, командиру, проявлять слабость.

Послав дозорных вести наблюдение за местностью, Горбачев по рации передал «Вереску» (он же капитан Сердечный), что взвод готов для выполнения дальнейшей задачи. Через минуту за рукав его тронул связист: «Товарищ