подъёмах, колёса выбрасывали в стороны щебень, оседали на ухабах.
То слева, то справа проходили ущелья, наполненные туманом.
И вдруг вырастали над головой так, что можно было тронуть рукой, скала или дерево, парящие в воздухе.
Было уже темно.
И вдруг Чугуев спросил:
— А это что такое?
По горам, через кузов машины, шагали какие-то белые фигуры, рассеиваясь в ущельях.
— Облака… — сказал Андрей Анисимович, кутаясь в шинель.
Такого я ещё никогда не видел.
Машины вошли в зону облаков. Они парили в воздухе, белые и красные огни стали мглистыми. В шлеме и шинели мне было холодно, и я не спал всю ночь.
Видел Токмак, через который мы прошли на большой скорости так, что яблоневые сады шумели, как сильный дождь.
В свете автомобильных фар мелькали дома, палисадники, колодцы с журавлями. Слышались переборы гармошки, и чей-то голос звонко пел: «Про того, которого любила…»
Был уже 1940 год, середина.
— А ты куда, парнишка, едешь? — спросил меня сверхсрочный боец Андрей Анисимович.
— В Рыбачье, — ответил я.
— Ну, это рукой подать, — сказал Чугуев. — Два шага осталось.
Но в бинокль я ничего не увидел, кроме неба, побережья, и бесконечных волн в тумане, и чего-то, похожего на парус. В это время откуда-то издалека донёсся до нас гудок парохода. — Дядя Кузя идёт, — сказала Жанна. Чёрный як вытянул морду и промычал что-то по-своему. Як был комендантский. Назаров разрешал Жанне брать его под седло. И она ездила на нём встречать дядю Кузю. Она сказала мне, что дядя Кузя скоро сойдёт на берег и увезёт маму Агнессу и Жанну туда, где нет моря… Потому что здесь недаром говорят: «Кто на Иссык-Куле не бывал, тот и горя не видал…» Отец Жанны погиб во время шторма. И мама Агнесса боится прибоя. Но комендант Назаров не хочет, чтобы Жанна и её мама уезжали из Рыбачьего. И ещё она сказала, что у дяди Кузи есть верный пёс Фукс, которого все знают и любят на побережье за верную службу. Пока мы так разговаривали, «Киров» вышел из тумана и заслонил собой всё побережье и полнеба в придачу.
XI
Сколь ни труден был подъём, спуск оказался ещё труднее. Машины шли на малой скорости, соблюдая дистанцию, балансируя над крутизной. Часто приходилось останавливаться, чтобы остыли моторы. Вода в радиаторах кипела ключом, а вокруг были снега и льды. Мы спрыгивали с машин и подкладывали под колёса плоские камни, чтобы облегчить тормоза. Шалаев прошёл мимо и спросил: — Не замёрз? Шофёры разводили костёр на дороге. Вскипятили чай, вскрыли консервы, нарезали хлеба. Это называлось «ночная кухня». И до чего же эта «кухня» была вкусна, на морозе, пахнущая дымом, в тесном кругу на последнем перевале! Уже светало, когда мы двинулись в путь. Горы уходили от нас всё дальше, впереди теперь было Рыбачье. И всё же я не заметил, как и когда мы подошли к большой воде. Открылся вдруг не то провал, не то выход в долину, ещё закрытую утренним туманом. Сразу вдруг стало тепло. Солнце чувствовалось в воздухе, хотя его ещё не было видно. Послышались резкие голоса чаек. И потянулся откуда-то протяжный гудок парохода. Мы выехали на улицу. Да, это была не просто дорога, а именно улица с приземистыми каменными и деревянными домами по обеим сторонам. Там, где угадывалась пристань, стояли магазины с высокими каменными крылечками. А чуть поодаль — базар под открытым небом. Рыбачье! И наша машина остановилась у здания военной комендатуры.XII
К машине подошёл грузный человек в начищенных до блеска сапогах и в накинутой на плечи шинели. Он окликнул меня по фамилии. Это был военный комендант Назаров. Он обещал отправить меня в Каракол с первым же рейсовым пароходом. Я спрыгнул на землю. На мне тоже была шинель, накинутая на плечи и достававшая до самых пят. Шлем я держал в руках. Назаров несколько секунд смотрел на меня в упор, потом сказал: — Ну, шинель ты можешь сдать Шалаеву. Чугуев и Андрей Анисимович передали мне из рук в руки рюкзак. Пока я сдавал шинель, а на это ушло всего, наверное, две минуты, машины ушли, и я не успел проститься с Чугуевым и сверхсрочным бойцом. Они уехали дальше, а я остался с Назаровым. И мне было грустно. Я вспоминал про то, как Чугуев рассказывал про вихрастую лошадку Зойку с метеостанции, и про то, как машины шли в облаках… — Пойдём, — сказал Назаров. Он привёл меня в огромный чистый зал, в котором рядами стояли деревянные раскладушки — раздвижные рамы, перехваченные парусиной. Дежурная сестра Агнесса выдала мне бельё, казённое одеяло и подушку. — Отдыхай до вечера, — сказал мне Назаров. И ушёл, кивнув сестре Агнессе, как мне показалось, с укором. Я застелил постель у окна, но спать не хотелось. В окно был виден книжный магазин. Я вышел на улицу, разыскал магазин, который был виден из окна, и купил там две книжки. Одна называлась «Воздушный шар», а другая — «Гимназия». На синей обложке «Гимназии» была наклеена картинка: инспектор и гимназисты в узком коридоре… А в клубе шёл фильм «Красные дьяволята». А тут между домами я увидел море и сразу забыл про книги и про кино.XIII
На берегу моря стоял чёрный як. Верхом на яке сидела девочка в красном венке с биноклем в руках. Ждали прибытия «Кирова». У причала дымила новая «Киргизия» — огромный чёрно-белый гигант. Мачты её тонули в тумане, такие были высокие. — А где же «Киров»? — спросил я у девочки на яке. Она обернулась и посмотрела на меня с удивлением. — Разве ты не видишь? — сказала она и указала рукой вдаль. Это была дочка сестры Агнессы. Она была похожа на свою мать, и звали её Жанной. Было ей лет семь, наверное… Она протянула мне бинокль.Но в бинокль я ничего не увидел, кроме неба, побережья, и бесконечных волн в тумане, и чего-то, похожего на парус. В это время откуда-то издалека донёсся до нас гудок парохода. — Дядя Кузя идёт, — сказала Жанна. Чёрный як вытянул морду и промычал что-то по-своему. Як был комендантский. Назаров разрешал Жанне брать его под седло. И она ездила на нём встречать дядю Кузю. Она сказала мне, что дядя Кузя скоро сойдёт на берег и увезёт маму Агнессу и Жанну туда, где нет моря… Потому что здесь недаром говорят: «Кто на Иссык-Куле не бывал, тот и горя не видал…» Отец Жанны погиб во время шторма. И мама Агнесса боится прибоя. Но комендант Назаров не хочет, чтобы Жанна и её мама уезжали из Рыбачьего. И ещё она сказала, что у дяди Кузи есть верный пёс Фукс, которого все знают и любят на побережье за верную службу. Пока мы так разговаривали, «Киров» вышел из тумана и заслонил собой всё побережье и полнеба в придачу.