Кстати, насчет Москвы тоже никакой ясности нет. Так, робкие предположения.

Допустим, родители Нины жили в Москве и остались живы. Даже в этом случае найти их нужно из нескольких миллионов человек. А может быть, они не остались в Москве, а уехали куда-нибудь...

Между тем девочка, сидящая передо мной, по-моему, считает, что я сейчас, ну в крайнем случае на этой неделе, возьму ее за руку и отведу в соседний кабинет для встречи с ее папой и мамой. Да, хорошенькая история!

— Скажите, пожалуйста, Нина, где вы остановились?

— А какое это имеет значение?

— Ровным счетом никакого. Но нам же надо знать, где вас при случае искать. И потом мы могли бы помочь.

— Спасибо. Я все сделала сама.

— Так все-таки, где же?

— У подруги.

Я записываю адрес и снова начинаю думать.

Я назвал ее дело сверхзапутанным. Неточное, конечно, определение. Не запутанное оно, а просто нет его, дела, в нашем, милицейском, понимании этого слова.

Ну, раз уж я сказал «милиция», пора представиться. Фамилия моя Николаев, зовут Вячеслав Сергеевич. Да, я милиционер и рассказываю о моем первом, на всю жизнь запомнившемся мне серьезном деле. Мне тогда было двадцать пять лет, я только что заочно закончил юридический факультет университета. В милицию пошел по собственному желанию. Многим это покажется смешным. Ну ладно еще, быть следователем или сотрудником ОБХСС, но по зову сердца работать в паспортном отделе милиции — это уж слишком. А я вот работаю именно в паспортном отделе. Преступников ловить мне не приходилось, да, пожалуй, и не придется. Пистолет, правда, у меня есть, но, прямо скажем, без особой на то необходимости.

Зато один человек на свете просто-таки счастлив, что я работаю в паспортном отделе. Этот человек — моя мама. Странная у меня мама — она всего боится; если я выхожу на улицу без шарфа, значит, я обязательно простужусь, если я опоздал домой на час, со мной что-то стряслось. Но самое удивительное, что в момент действительной опасности моя мама обретает мужество, ведет себя просто геройски. Во время войны, например, она была на фронте и имеет медаль «За отвагу». А вот сын у нее отнюдь не герой. Больше всего мне приходится возиться с документами, со справками и прочими бумажками. Что и говорить, дело не самое интересное, но ведь нужное.

Да, так вот. Полковник милиции Петр Севастьянович Курилов, начальник нашего отдела, поручил мне тогда заняться розыском пропавших родителей Нины Крамаренко.

— Имей в виду, — сказал он, передавая мне ее заявление, — дело это сложное, а главное, тонкое. Я выбрал тебя, будем откровенны, не самого опытного и пока еще не самого умелого сотрудника нашего отдела...

Наверное, в этот момент он посмотрел на мое обиженное лицо, потому что вдруг засмеялся:

— Не самого опытного, но зато деликатного, что ли. Есть у тебя такая симпатичная черта. В этом деле она очень понадобится. Что же касается самой сути, то я навел предварительные справки и больше, чем написано в этом заявлении, ничего, к сожалению, не удалось найти.

Не могу сказать, чтобы я был в восторге от причины, по которой меня выбрал Петр Севастьянович. Но в конце концов, это не главное. Пусть будет деликатность, если ему так нравится. Я взял заявление девочки и попросил разрешения идти к себе.

Вот это заявление:

«Начальнику милиции

Заявление

Три дня назад я случайно узнала, что в 1941 году меня эвакуировали из Москвы в город Энск. Кажется, мне был тогда год, но это неточно. Насчет Москвы тоже неточно. В Энске меня удочерили врач Василий Степанович Крамаренко и его жена Вера Петровна, которые и дали мне свою фамилию. О том, что они мне не родные, я узнала из давнего письма к ним секретаря райисполкома Н. Сметаниной. Я обратилась в исполком, но мне сказали, что Н. Сметанина уже давно там не работает, и где сейчас находится, и жива ли, они не знают. Вот уже три ночи мне снится моя родная мама, и каждую ночь она разная. Неужели я проживу всю жизнь и никогда не узнаю ее и даже не узнаю, когда мой день рождения и сколько мне лет? Неужели я одна на свете и у меня никого нет?!

Помогите мне, пожалуйста, разыскать моих настоящих родителей.

Нина Бесфамильная».

Уже из этого заявления можно было сделать кое-какие выводы о характере девочки. Согласитесь, что не каждому придет в голову изобрести себе такую фамилию, да еще с вызовом подчеркнуть ее. Вообще-то мне приходилось участвовать в работе по подобным заявлениям. Наш отдел начал заниматься розыском пропавших во время войны граждан задолго до того, как эта функция была возложена на все паспортные отделы страны. В каждом таком деле были свои трудности, но зато и какие-то зацепки: оставшиеся письма, кто-то что-то помнил. Здесь же начинать нужно было с нуля. Пока я читал заявление, Нина смотрела на меня. Между нами говоря, это мешало мне сосредоточиться.

— Вот что, Нина, — сказал я наконец. — Запишите мой телефон и идите-ка отдыхать. Можете не сомневаться, что вы нам еще понадобитесь. Нам с вами придется здорово пораскинуть мозгами. А для этого нужно иметь свежую голову.

На следующий день, согласовав план действий с Петром Севастьяновичем, я приступил к розыску родителей Нины. Начать я, безусловно, должен был с семьи Крамаренко. Нина идти со мной наотрез отказалась.

4

Супруги Крамаренко были внешне удивительно непохожи друг на друга. Он — высокий, сухой, с костлявым лицом, глубоко сидящими глазами, с виду сумрачный и нелюбезный, она — маленькая рядом с ним, полная, подвижная, быстроглазая, общительная. Предупрежденные телефонным звонком, они не выразили при моем появлении удивления, но встретили меня по-разному. Василий Степанович сильно и резко сжал мою руку, буркнул неразборчиво — Крамаренко, и первый сел на диван, предоставляя мне возможность решать самому, то ли тоже садиться, то ли повернуться и уйти. Вера Петровна укоризненно посмотрела на него, засуетилась, забегала, схватила меня за рукав, потащила к креслу, усадив, бросилась накрывать на стол, потом на секунду присела и тут же стремительно вскочила, повозилась немного на кухне, вернулась (за это время Василий Степанович не проронил ни звука), извинилась и сказала:

— Мы вас слушаем.

Я готовился к разговору, знал, что он будет не из легких, да и Петр Севастьянович меня предупреждал.

— Дело в том... — начал я серьезно.

Но Вера Петровна не дала мне продолжать, перебила и заговорила-заговорила быстро, глотая слова, как будто боясь, что ее тоже перебьют:

— Прежде скажите, где живет сейчас наша девочка? Мы уже знаем, что здесь, в городе, но никто не