Анна Лебедева Маша, рожденная из грязи

Маша была самой старшей среди братьев и сестер Ивашкиных, изъятых у неблагополучных родителей и помещенных в приют для адаптации к нормальной человеческой жизни. Когда за ними пришли работники социального центра и милиционеры, девочка готовила на кухне «обед».

Светлана отлично помнила этот момент: грязная, вонючая квартира, с отвалившимися обоями и засаленным, липким полом. Запах перегара, казалось, пропитал все стены этой страшной хаты. И запах «обеда» — пригоревшего варева из единственного продукта, который удалось найти маленькой хозяйке в шкафчике с липкими от грязи ручками — гороха.

Чумазые ребятишки, столпившиеся около Маши в нетерпеливом ожидании кушанья, завидев незнакомых людей, прыснули во все стороны, как маленькие мышата. Их потом пришлось искать по всей квартире: одного достали из-под продавленного дивана, другой прятался в трехстворчатом шкафу и кричал от страха, когда был обнаружен. Третья пряталась за занавеской — рваной тряпкой, повешенной «для уюта».

Маша стояла посреди кухни, в руке — поварешка. Она застыла, пораженная, и молчала.

Мамы дома не было, она гуляла. Прогулка длилась уже две недели, и когда должна была закончиться — неизвестно. Ждать эту высокородную даму было некогда, и детей забрали.

Нянечка Лариса, молодая и цветущая женщина, принялась за свою привычную работу: надо было отмывать малышей в трех режимах: кипячение, помывка и полоскание. Потом она же выдавала чистую одежду и стелила свежее постельное белье. Дети в первый раз увидели трусики и маечки. А на кровати смотрели, как земляне на летающую тарелку. В столовой, где любимая всеми повариха Надежда Петровна оставила ужин для «ночников», маленький Саша Ивашкин жадно откусил от вареного яйца. Скорлупу не очищал: он не знал, как выглядят куриные яйца.

Светлана смотрела на это все и не могла избавиться от застрявшего комка в горле. Она, юная воспитательница, устроившаяся в приют сразу после педагогического училища, еще не осознавала в полной мере, что помимо нормальных семей, существуют еще и такие, ненормальные…

С Ивашкиными нужно было долго заниматься. Все, кроме Маши, не умели толком говорить, умываться, одеваться, чистить зубы и пользоваться туалетной бумагой. Зато они, как зверьки, умели быстро бегать, прятаться, кусаться и воровать еду. Дети долго не могли привыкнуть к сытости. Надежда Петровна подкладывала им добавку по несколько раз, а они все ели и ели. На ночь повариха оставляла для малышей молоко и печенье: уже никто из приютских не хотел вкусняшек, а Ивашкины набивали печеньками полные карманы, а потом спали в крошках. И ничего им не мешало — дрыхнули как убитые. Не сразу, но освоились потихоньку. Влились в ребячий коллектив, в режим, в каждодневные занятия.

Родственникам разрешалось приходить в приют. Вот и мама Ивашкиных наконец-то явилась повидать своих «кровиночек». Она стояла в дверях, вдрызг пьяная, покачиваясь и глупо хихикая. Светлана хотела выпроводить горе-мать и закрыть двери на три замка, чтобы эта страшная и грязная баба не смогла проникнуть в чистенький, украшенный рисунками детей и педагогов, пронизанный ароматами манной каши и котлет приют никогда в жизни. Но дети… Они, увидев мать, с визгами облепили ее со всех сторон. Обнимая пьяную женщину, маленькие Ивашкины смотрели на нее с искренней любовью, жались к ней, как цыплята к наседке.

Ивашкина пришла не с пустыми руками — принесла гостинец, два чупа-чупса на всех четверых. Ребятишки радовались подарочкам, целовали маму. А она раскинула руки над ними, словно мадонна.

Светлана закипела, конечно. Она очень обиделась на малышей — всю душу им отдавала каждый день, а ночью по сто раз заходила в спальню, поправить одеяльца и проверить, не описался ли Сережа. И они к ней тоже ластились, но не так, как к родной матери! А она, пьянь и рвань, соизволила прийти к детям через несколько месяцев жизни их в приюте. Стоит и наслаждается материнским счастьем!

— Вам не стыдно? Не стыдно, я спрашиваю? — сказала воспитательница Ивашкиной. — Вы хотя бы не пили сегодня!

Женщине было нисколечко не стыдно, она подняла на Светлану тусклые глаза и обнажила беззубый рот в бессмысленной улыбке:

— Ты должна меня понять. Ты баба. И я баба! Я рожаю детишков, люблю их больше всей жизни! А вы у меня их всех отняли!

— Вам на детей наплевать! Они у вас голодные, холодные, под диванами прятались и… — Светлана готова была расплакаться.

Вовремя подоспел второй воспитатель, Раиса Матвеевна, человек взрослый, опытный и поживший. Она взяла за плечи девушку и увела в кабинет. А потом ласково обняла ребятишек и позвала всю ораву в детскую, смотреть мультики. С трудом, но ей это удалось. Раиса Матвеевна боялась, что мамаша раззявит рот на всю Ивановскую: дескать, «детишков» от мамы родной отрывают! А малыши заплачут, набегут другие, и начнется концерт.

Обошлось, слава богу. Ивашкиной надоело разыгрывать роль прекрасной феи, видимо ждали неотложные дела на улице. Она быстренько отцепила от себя ребятишек и смылась, как вор. Малыши кривили свои мордочки, готовые расплакаться. Еле-еле удалось их отвлечь.

— Знаешь что, Света, хорошо, что скоро ребята направятся в Детский дом. Там таких родственничков не пускают, — сказала вечером Раиса Матвеевна. — А то устроили тут избу свиданий, и ведь ничего не поделаешь, пока мать не лишена прав.

Маша — единственная, кто не подошел к матери. Она в это время сидела в спальне девочек, уставившись в одну точку. Высокая, нескладная, большеротая, с длинными руками и ногами, она старалась не плакать, вцепившись в спинку кровати. Светлана подошла к этой несчастной, некрасивой девочке, обняла ее и расцеловала.

— Пойдем мультики смотреть?

Маша мотнула головой:

— Не. Не хочу.

— Ну тогда давай просто поболтаем?

— Нет. Светлана Игоревна, я стану такой же, как она?

— Нет. Не станешь никогда. Ты очень умная и красивая девочка. Ты будешь хорошо учиться, станешь… э-э-э… Кем ты хочешь стать?

— Поваром.

— Поваром — это хорошо! Выйдешь замуж. У тебя будет много детей! Веришь мне?

Маша утвердительно кивнула, а Светлана крепко обняла девчонку.

На новогодний утренник Светлана притащила из дома свое любимое нарядное платье. Она надолго закрылась с Машей в спальне. Через час она торжественно вывела за руку девчонку в зал. Все ахнули. Куда подевалась некрасивая рыжая худышка? Оказалось, что Маша была не просто хорошенькой, а настоящей красавицей! Во всем ее облике: в тонкой талии, узкой спине, прозрачной коже, медном блеске волос чувствовалась порода. Необыкновенные серые глаза,