========== Пролог ==========

За Безымянным пришли двое. Первый был похож на тень, резкую и угловатую, из тех, что днем таятся в укромных углах, а ночью выползают, и растут, и превращают безобидную вешалку для зонтов в жаждущее крови чудовище. Лицо его оплывало полузастывшим свечным воском. Второй был как солнце, как огонь, сияющий, огромный, светлый, и Безымянный трусливо отвел от него отвыкшие глаза, желая смотреть, боясь смотреть и ненавидя себя за это.

- Это кусок мяса, – в круглых хрустальных глазах Мастера, отражающих закатный свет, давно угасший, плясали красные искры. – Я сделаю вам хорошую скидку.

Безымянный видел, как Тень повел носом – единственным нетронутым участком лица.

- Подгнивающий кусок мяса, – уточнил он хриплым голосом. – Ты сделаешь нам очень хорошую скидку.

- Не все ли равно, что скармливать львам, – прошелестел Мастер.

- Мои коты не жрут гнилую мертвечину, – рыкнул Тень.

- Как скажете.

В тоне Мастера проскользнуло чуть заметное недовольство, и хотя Безымянный знал, что направлено оно не на него, он все равно вздрогнул, сильнее вжимаясь в свой угол.

- Оно двигается, – заметил Тень с удовлетворением. – Это хорошо. Сможет идти само.

Безымянный не разделял его уверенности.

- Если не сможет, я помогу, – сказал Солнце, и там, где в голосе Тени хрустели трещины и ухабы, у Солнца медленно тек густой мед или, может быть, янтарная смола, несущая обещание вечности.

Услышав его, Безымянный понял, что пойдет за Солнцем куда угодно, пусть даже путь его будет короток и окончится в львиной клетке. Это было печально: Безымянный уже не слишком страшился смерти, но жить ему хотелось сильнее.

- Я заплачу, – прохрипел Тень. – Выводи его, Стив.

Стив… Безымянный неслышно повторил имя Солнца, пробуя на вкус, проверяя, как оно ложится на распухший язык. Имя было почти так же приятно, как глоток холодной воды. Безымянный вдруг задумался, позволят ли ему напиться, прежде чем скормят хищникам. Солнце, Стив, наверное, позволил бы …

Тем временем огромный и светлый подошел к нему и склонился над ним, ясный всполох в душном холодном полумраке старого фургона, и Безымянный тут же зажмурился и почти перестал дышать.

- Ты сможешь идти? Я бы понес тебя, но это будет ужасно неудобно для нас обоих. Но ты можешь на меня опираться.

Дотронуться до Солнца? Это казалось первосортным кощунством, но в то же время – недостижимой мечтой, воздушным замком, чьи эфирные стены вдруг обрели осязаемость. Безымянный шел на смерть. Он имел право на последнее желание, разве нет?

Тихонько вздохнув, Безымянный подобрал под себя ноги, тяжелые, будто закостенелые, и застыл, не зная, что делать дальше.

- Вставай, – попросил его Солнце и повторил: – Я помогу. Можно я возьму тебя за правую руку?

Безымянному было странно слышать, что кому-то нужно позволение, чтобы до него дотронуться, но он кивнул. И сам не понял, как оказался на ногах. Он стоял, дрожа и шатаясь, едва не задевая макушкой потолок фургона, а Солнце продолжал придерживать его под правый локоть.

- Вот так, – сказал Солнце, запрокинув голову.

Он не стал менее огромным – и менее значительным – от того, что смотрел теперь снизу вверх. Безымянный не удивлялся. Это было правильно и закономерно. Как и то, что на Солнце действительно можно было опереться, и тот даже не дрогнул, надежный, как скала.

Потом деревянный трап заскрипел под их общими шагами и сменился пушистой пылью, окутавшей их ноги. Был вечер или, может быть, ночь, и вверху плыла прозрачно-черная синь, а внизу пересыпалось серебро. Теплый ветер гладил их по щекам. В светлых глазах Безымянного отразились золотые точки, он не думал, что когда-нибудь увидит звезды.

- Какой ты… – протянул Солнце с неясным чувством и сделал короткое движение, словно собирался погладить Безымянного вдоль нижнего позвоночника, но оборвал жест на полувздохе.

Звезды в глазах Безымянного погасли: он вдруг застыдился своих спутанных волос, и грязной кожи, и свалявшейся шкуры, туго обтянувшей ребра. Львам придется сильно изголодаться, чтобы соблазниться им.

- Готово, – сказал Тень, соткавшийся за спиной у Солнца.

Трап не скрипел у него под ногами, и это беззвучное появление сотрясло все тело Безымянного крупной дрожью, от чего он едва не упал. Солнце, Стив, успел подставить плечо.

- Пойдем, – позвал он. – Не торопись, тихонько. Тут недалеко.

И Безымянный побрел, медленно переставляя ноги, завороженно глядя, как каждый его шаг взбивает облачка пыли. Эта мягкая пыль, и ласковый ветер, и золотые звезды, и присутствие Солнца рядом затмевали неизбежную боль, сопровождающую необходимость двигаться. Солнце, видя скованность его ослабевшего тела и желая, наверное, подбодрить, повторял, что осталось совсем немного, а Безымянный не смел признаться, что предпочел бы уйти вот так в бесконечность.

Но путь действительно вскоре закончился – слишком быстро, и доски трапа снова зазвучали под ногами, и каждый глухой удар предвещал скорое завершение всего. Этот фургон был меньше и теснее, и пришлось даже пригнуть голову, зато пахло здесь лишь соломой и чистотой, а Безымянному требовался всего один угол и ничего больше.

- Устраивайся, – сказал Солнце, зашедший внутрь следом за ним. – Ложись удобнее. Дорога предстоит неблизкая.

Безымянный притулился в засыпанном соломой углу, снова осторожно подвернув ноги и упершись в дощатую стену головой и здоровым плечом. Солома была душистая и слегка колючая, а стена – теплая, будто нагретая, и от встречи с львами его отделяла долгая дорога, поэтому, пожалуй, все было хорошо. Если бы еще дали воды… Безымянный подумал, что стоило бы попросить у Солнца, но мысль пришла поздно, задняя дверь уже загрохотала, отсекая сине-серебряную ночь, потом заработал двигатель, и фургон вздрогнул, приходя в движение. Безымянный, убаюканный болью и мерным шумом, смежил веки. Ему снились ломкие стебельки травы, с которых с тихим шелестом опадали тусклые увядшие цветы.

Безымянный дремал, пока в какой-то момент не понял, что фургон стоит. Он еще не вспомнил толком, как здесь оказался, но помнил, что от жажды путаются мысли и что он не успел попросить в прошлый раз, и что надо торопиться, если он не хочет опоздать и сейчас. Как только первое движение свежего воздуха коснулось его волос, он