будет на то воля Твоя, и я приму ее.

Возле церкви ждет, нервно переминаясь с ноги на ногу, женщина. Ее потертые, пятнистые от воды ботинки оставляют борозду в грязи. Увидев Томаса, женщина оживляется и машет рукой, браслеты из глиняных бусин на ее запястье весело трещат.

- Отец Томас! – судя по тону, эта встреча – лучшее, что случилось с ней за неделю. – Вы хорошо доехали? Как устроились? Вас доктор Беннетт подвозил, да? Благослови его Господь, на его месте должна была быть я. Но в последнее время на меня столько всего навалилось: священник, и это несчастье, и… ой…

Томас обнимает ее, получая в ответ полный приятного удивления взгляд.

– Здравствуйте, в общем.

- Я так рад с вами встретиться, – Томас отпускает ее и улыбается, надеясь, что его волнение не слишком заразительно. – Вы, должно быть, Тара, мой новый ассистент.

- Вы запомнили! – радуется она. – Как приятно слышать. Соберитесь с духом, – Тара наклоняется, заговорщицки прикрывая рот ладонью. – Там столько народу. Советую приготовить свою самую очаровательную улыбку.

- Других не держим, – откликается Томас, вызвав еще один взрыв смеха. – На этот день я ваш. Показывайте мне руки, а я буду их пожимать.

- Вот это настрой, – Тара берет его за руку. – Идемте. Я хочу быть первой, кто вас представит.

Все устроено скромно, но с душой. Лавки сдвинуты, освободив место для белых складных пластиковых столов – из тех, которые надо слегка пнуть по ножкам, чтобы как следует разложить. На первом столе закуски, на третьем – десерты. Томас немедленно начинает переживать, что ничего не принес, но Тара, стиснув его ладонь, заверяет, что в кои-то веки все это – в его честь.

Томасу недостает духа объяснить, что он не может позволить себе наслаждаться этим чувством, даже на секунду. Дашь себе слабину, потом еще немного – и вот он, грех гордыни. Томас слишком хорошо себя знает.

В целом, встречают его гораздо более радушно, чем он имел смелость представить. Пусть даже Тара заботливо предупреждает, что здесь менее половины прихода. Томас, пробывший тут десять минут и как раз дегустирующий говяжий рулетик на шпажке, неловко сглатывает и прикрывает губы салфеткой.

- Меньше половины?

- У нас в церковь ходят почти все, отче, – говорит Тара с изрядной долей гордости. – Осмелюсь предположить, что в Чикаго вы к такому не привыкли.

И это мягко сказано. Все хотят пожать новому священнику руку, показать ему детей. Тара обещает – с плохо скрытым восторгом – что в будущее воскресенье в церкви не останется ни одной пустой скамьи.

- Смотрите не загордитесь, – добавляет она – легко, шутливо, но слова эти задевают Томаса неожиданно сильно.

Он стоит возле стаканов с лимонадом, пытаясь выглядеть как можно более открытым и дружелюбным, и выискивает в толпе знакомые лица, а Тара тихонько рассказывает, кто есть кто. Увы, доктора Беннетта нигде не видно.

- Мария Уолтерс, – торопливо шепчет Тара, когда от толпы отделяется высокая горделивая женщина.

Она улыбается, глаза на вялом лице полуприкрыты.

- Самый богатый человек в городе, не считая доктора Беннетта. Ее семья практически владеет…

- Отец Томас, – Мария приветливо пожимает ему руку. На ее шее богато поблескивают жемчуга. – Добро пожаловать в приход Святого Рафаэля. Уверена, вы сотворите чудо с нашим городом. Вы знаете, кто я?

- Разумеется, – ровно отвечает Томас. – Вы Мария Уолтерс, верно?

Ее лицо искажается – всего на секунду, но Томас успевает заметить. В следующий миг выражение ее вновь делается простым и радушным.

- О, простите. Я думала, вы из Чикаго.

- Я из Чикаго, – подтверждает Томас.

Этот разговор он ведет не в первый раз и уже не чувствует неловкости.

- Да?

– Я там родился, но вырос в Мексике. Вернулся в Чикаго, когда повзрослел, чтобы лучше подготовиться к служению.

- Понятно, – Мария улыбается. – Что ж, уверена, у вас все получится самым лучшим образом.

- Благодарю.

- Вы превосходно говорите по-английски.

- Спасибо, – повторяет Томас, тщательно следя за тоном.

Он надеется, что понравился ей. У него есть ощущение, что благосклонность Марии ему пригодится.

Томас пожимает бесчисленные руки, он знакомится с мужчинами, женщинами, целыми семьями. В общем и целом, люди, похоже, им довольны, и это большое облегчение. Особенно усердствует миссис Рэнс – сжимает его ладонь обеими руками и уверяет, что, если ему понадобится какая-то помощь в церкви, недостатка в волонтерах не будет. Томас знакомится с ее мужем Генри. Этот седовласый мужчина с сонным взглядом напоминает ему иллюстрацию, увиденную когда-то в старом букваре. Пожимая Томасу руку, Генри извиняется за возможные неудобства на будущей воскресной службе.

- Иногда мне нужно разминать ноги, – говорит он с покаянной улыбкой. – Или, знаете, выйти на свежий воздух. Чтобы кровь не застаивалась.

- Да, конечно, никаких проблем, – успокаивает его Томас, вспоминая, что рассказала миссис Рэнс… Анжела.

У Генри, объяснила она, черепно-мозговая травма. Он строил амбар, и на него упала балка. С тех пор он иногда ведет себя странно.

Рукопожатие затягивается. Томас как раз собирается спросить Генри о детях, но тот вдруг крепче сжимает пальцы.

- Он будет здесь через три дня.

- Простите? – осторожно переспрашивает Томас.

- Отец Маркус.

Томас смотрит на него. Генри глядит в ответ усталыми глазами и молчит.

- Я… Прошу меня извинить, – медленно произносит Томас. – Я не знаю, о ком вы говорите.

- Говорю… о ком?

- Что?

- Отец Томас! – взволнованно кричат в толпе, и Томас поднимает голову: к нему спешит, прокладывая дорогу в людском потоке, широко улыбающаяся женщина, одетая в слишком просторный зеленый дождевик.

- Было очень приятно с вами познакомиться, – искренне заверяет Томас, похлопывая Генри по плечу. – Если захотите поговорить, мои двери открыты в любое время… Доброе утро!

Последние слова адресованы той самой женщине, которая уже схватила его за руку и выкрутила, как кроличью шею.

- Это такая честь для меня, отец, – выдыхает она. – Смерть старого священника стала для нас большим потрясением, но я точно знаю, что вы чудесно справитесь.