история — это дальнейшее свидетельство — как будто нужно еще одно — того, что у человечества нет абсолютно никакого долга, обязательств быть честными и справедливыми.

Когда Толтека, Ворон и Эльфави сходятся в кровавой кульминации, они распределяют роли гвидионских мифических героев. Их судьбы решаются этими случайными ролевыми заданиями: безопаснее жить с прототипами, чем в них. Когда Ворон пытается спасти Толтеку от гвидионцев, провозглашая его Кузнецом Солнца, убегающего оленем от врага, это отождествление только заражает толпу желанием схватить его. По иронии, в более широком контексте всего повествования намериканский инженер напоминает охотника, преследующего Оленя Солнце и растаптывающего цветы каждым своим шагом, который не в состоянии видеть дальше, за пропасть, через которую перепрыгивает олень. Он представляет бессилие разума в объятиях тайны.

Хотя значение имени Ворона предполагает черноту, горе, гибель на поле боя, звучание его по совпадению связывает его с Гораном, гвидионским погибающим богом-спасителем, попавшем в Колесо Солнца. Он принимает фатальную партию и погибает, чтобы спасти остальных. Только его темнота делает возможным рассвет. Эльфави отказывается от прежней роли неземной, утешающей Птицы-Девы. Вместо этого она становится Матерью, опустошенной тоской по Горану, нетерпеливой в своем стремлении оплакать его смерть. Но вызывает она не поэтическую, а реальную смерть.

В скобках следует заметить, что Эльфави это также и Эвридика, которая теряет своего Орфея, не в состоянии оплакать его в последствии. «Ночное Лицо» это необычный вариант мотива о потерянных возлюбленных, который Андерсон так интересно развил в «Мире без звезд», «Кирие», «Песне Козерога» и других работах.

Для читателей трагедия заключается в том, что Ворон жертвует своей жизнью ради человека, который не сможет понять этого поступка, и ради женщины, которая не сможет его вспомнить. Но для Ворона обстоятельства его смерти превращают ее в некоторый вид триумфа. Он расплачивается за Толтеку и в то же время оставляет своего соперника в долгу чести, который тот никогда не сможет отплатить. Не хочет он и портить жизнь Эльфави воспоминаниями о себе. Единственным его желанием является ее спасение и счастье. Чувства Ворона — это чувства умершей возлюбленной в «В беспокойной могиле». Наконец, с точки зрения автора, пронизывающая душу трагедия «Ночного Лица» — это не вопрос потерянной любви или ненужной смерти. Она скорее возникает из самого факта нашего существования — как грешных существ в смертной вселенной. Трагический изъян героев заключается в их обычной человечности.

Ворон свидетельствует этому суровому зрелищу. Он разоблачает мечту о божественном восприятии через экстаз как ложную. Человек должен удовлетворяться своим человеческим уделом, радоваться жизни, мужественно встречать трудности, стоять поочередно перед Дневными и Ночными Лицами, прежде чем он умрет.

Ворон подтверждает, что боль реальна, а разделение в смерти окончательно. Цветы увядают, сердца угасают. Скорбь нельзя отрицать (как это пытается делать намериканец) или оправдать (как это делают гвидионцы). Для расставшихся влюбленных нет спасительного средства или возрождения. Жизнь — это не стремящийся выше прогресс, как думает Толтека, и не обновляющийся цикл трансформаций, как верит Эльфави. Неумолимо, мгновение за мгновением, все подходит к своему концу. Время можно называть относительным измерением или мифическим Горящим Колесом, но это и горящий позади нас Мост.

Сандра Мизель