В. С. Найпол Хэт
Рассказ: Перевод © Copyright Слободкина Ольга (slowboat@mail.ru) Аннотация: Опубликовано в сборнике В. С Найпол «Повести и рассказы», «Радуга», Москва, 1984.Хэт любил из всего делать тайну. Взять хотя бы его отношения с Бойе и Эрролом. Чужим он говорил, будто они его внебрачные дети. Иногда он говорил, что вообще не уверен, его ли они дети, и тут же сочинял невероятную историю о женщине, которая жила одновременно и с ним, и с Эдвардом. В другой раз он объявлял, что Бойе и Эррол его дети от раннего брака, и просто плакать хотелось, когда он рассказывал, как мать, умирая, поманила мальчиков и взяла с них слово хорошо себя вести. Потом я узнал, что Бойе и Эррол на самом деле племянники Хэта. Их родители жили недалеко от Сангре — Гранде, сначала умер отец, потом мать, и тогда мальчики переехали к Хэту. Они не очень‑то уважительно к нему относились. Никогда не называли его «дядя», только «Хэт»; зато не возражали, когда Хэт говорил, будто они внебрачные. И чтобы Хэт ни выдумывал насчет их рождения, они всегда охотно его поддерживали. Я познакомился с Хэтом в тот день, когда он пригласил меня в «Овал»[1] на крикет. Вскоре выяснилось, что он прихватил с собой еще одиннадцать мальчишек с соседних улиц. Мы встали в очередь за билетами, Хэт пересчитал нас вслух и сказал: — Один взрослый и двенадцать детских. Очередь уставилась на Хэта. — Двенадцать детских? — переспросил кассир. — Двенадцать, — ответил Хэт и потупился. Болельшики заметно оживились, увидев дюжину мальчишек во главе с Хэтом. Мы шли гуськом вдоль поля и выглядывали свободные места. — И это все ваши? — кричали они. Хэт слегка улыбался, давая понять, что его. Когда мы расселись, он не забыл снова громко пересчитать нас. — А то вдруг одного не хватит, вот уж тогда ваша мать устроит мне… — сказал он. Это был последний день последней игры между Тринидадом и Ямайкой. Как играли наши — Джерри Гомес и Лен Харбин! Когда Гомес набрал 150 очков, Хэт просто обезумел, стал пританцовывать на месте и кричать: — Белые люди — Боги, понятно! К нам подошла женщина с прохладительными напитками. — Сколько стоит эта штука в ваших стаканах? — спросил Хэт. — Шесть центов, — ответила женщина. — А за все сколько возьмете? Мне тринадцать нужно, — сказал Хэт. — Это все ваши дети? — спросила женщина. — А что тут такого? — ответил Хэт. Женщина взяла с нас по пять центов за стакан. Когда Лен Харбин набрал 89 очков, ему засчитали блокировку ногой, и капитан Тринидада объявил окончание подач. Хэт разозлился: — Блокировка, блокировка! Какая еще блокировка! Вот черти, судят, как хотят. И судья‑то главное тринидатский. Господи, даже судьи теперь продаются! Хэт многое открыл для меня в тот день. Он так произносил имена игроков, что они начали казаться необычными, и так страстно болел за своих, что его волнение передалось и мне. Я попросил его объяснить мне табло. Он сказал: — Слева — бэтсмены, которые свое отыграли. Я запомнил, потому что он так здорово сказал о выбитых бэтсменах: которые свое отыграли. Даже в перерыве Хэт не мог успокоиться. Предлагал разным людям самые идиотские пари. Носился повсюду, размахивая долларовой бумажкой, и кричал: — Доллар против шиллинга, Хедли не выйдет из десятки. Или: — Ставлю доллар, Столмейер поймает первый же мяч. Перерыв заканчивался, на поле уже выходили судьи, как вдруг один из мальчишек разревелся. — Чего ревешь? — cпросил Хэт. Мальчишка что‑то промямлил сквозь слезы. — Чего — чего? — переспросил Хэт. — Соску он хочет, — крикнул какой‑то дядька. — Ставлю два доллара, Ямайка потеряет сегодня пять калиток! — выпалил Хэт, повернувшись к нему. — Идет! У тебя, видать, лишние деньги. Кто‑то третий вызвался держать ставки. Мальчишка продолжал реветь. — Ты же позоришь меня перед людьми. Быстро говори, чего тебе надо! — потребовал Хэт. В ответ раздалось только всхлипывание. Другой мальчишка подошел к Хэту и что‑то шепнул ему на ухо. — О, господи! Как же так! Уже игра начинается! — воскликнул Хэт. Он поднял нас, вывел за трибуны и выстроил вдоль железной ограды стадиона. — Ну, вот, а теперь расстегивайте штаны и вперед, — сказал он. — Давайте — давайте! Все как один, да побыстрее. Игра в тот день была просто невероятная. Ямайка, за которую выступал великий Хэдли, при потере шести калиток набрала 31 очко. Вечерело… Броски тринидадского боулера Тирелла Джонсона были неотразимы, и удача придавала ему ловкости. Толстая старуха, сидевшая слева от нас, принялась вопить, подбадривая Тирелла Джонсона, и всякий раз, когда замолкала, поворачивалась к нам и говорила очень спокойно: — Я Тирелла еще мальчишкой знала. Все мы с ним, бывало, в шарики играли. А потом снова начинала кричать. Хэт получил свой выигрыш. Страсть к рискованным пари, как я вскоре обнаружил, была слабостью Хэта. Особенно много он просаживал на бегах, но иногда выигрывал, да столько, что угощал всех ребят с Мигель — Стрит. Хэт, как никто, умел наслаждаться жизнью. Ничего особенного, ничего показного он не делал; напротив, изо дня в день он занимался одним и тем же, но всегда с удовольствием. И порой самые обыденные занятия наполнялись у него загадочным смыслом. В чем‑то он походил на своего пса. Более смирной овчарки я в жизни не встречал. Вообще‑то все собаки на Мигель — Стрит — это была одна из ее особенностей — походили на своих хозяев. У Джоржа была угрюмая подлая дворняга. У Тони был свирепейший пес. А пес Хэта имел чувство юмора, других таких овчарок я не знаю. Во — первых, он вел себя несколько странно для овчарки. Бывало, бросишь ему палку, и он становится счастливейшим псом в мире. Однажды в парке «Саванна» я бросил в непролазные кусты гуаву. Он не мог добраться до нее, скулил и жаловался. Потом вдруг отскочил от кустов и с громким лаем промчался мимо меня. Не успел я и глазом моргнуть, как он уже несся обратно с другой гуавой в зубах, и я увидел, как он спрятал ее за кустами. Я свистнул, и он бросился ко мне, скуля от радости. — Ну‑ка, малыш, принеси мне гуаву, — сказал я. Он отбежал к кустам, стал принюхиваться, порыл немного землю, а потом ринулся туда, где только что спрятал свою гуаву. А вот разноцветные макао и попугаи, которых держал Хэт, не были такими смирными, как его пес. Они не упускали случая наброситься на человека и вообще вели себя, как злые и сварливые старухи. Иногда даже страшно было ходить к Хэту в гости из‑за этих птиц. Стоишь, бывало, разговариваешь спокойно, и вдруг в ногу тебе