же, проклятый, удержался!.. Дверка опять напрочь распахнулась…

Я ногой заводную ручку нащупал, схватил на крайность и это оружие, но понимаю: останавливаться нельзя, не успеем и помочь, — задерет он их. Кричу: «Жми!..»

А Ирина Павловна, должно, решила — теперь всё, погибель! Смотрю — метнулась, легла на Сергея, собой его закрыла.

А тот вдруг охватил ее рукой, изогнулся, приподнялся и сдернул ее, как невесомую… Сам вскочил, пригнулся и этим своим костылем — тростью художественной — в морду, в морду, по лапам, в бок, то как шпагой, то как шашкой. И, честное слово, не то от его ударов, не то тряхнуло очень здорово — Сергей головой в крышу, а медведь оборвался!

Смотрю — глазам не верю: дверки раскачиваются, а за ними — такое счастье! — черная пустота.

Сергей на носилки сел, за плечи докторшу охватил и поцеловал! И она его тоже, сам видел. С радости они, должно быть, совсем одурели! А впрочем, за такие минуты родней станешь, чем за годы обыкновенного знакомства.

Еще, наверно, километров двадцать лупили мы на полной скорости. Я все назад смотрел, глаз от дороги оторвать не мог. Наконец все же остановились. Вылез я, заводную ручку не выпуская, огляделся. Луна взошла. Поле скошенное серебром отливает. Видно далеко; ясно; тишина и покой.

Ирина Павловна выпрыгнула, за ней следом Сергей — медленно так, осторожно. Шаг сделает — прислушается, не пронзит ли опять его боль. Видит — ничего, осмелел и с подножки даже спрыгнул. И снова ничего. Ощупывал он себя, бормотал что-то, а вид как у лунатика. Да и не только у него, все мы тогда хорошо выглядели!.. Стоим, молчим и невольно на дорогу поглядываем — туда, где медведь остался…

Еще, наверно, долго бы в себя не пришли, коль не Ирина Павловна. Она вдруг захлопала в ладоши и начала танцевать, меня схватила за шею, закружила совсем, потом Витю, а Сергей с ней что-то вроде этого… как его там, рока или рола сплясал.

«Ничего не понимаю, говорит, я выгляжу, как настоящий симулянт. Извините! Я вам бесконечно благодарен!»

Так это сбивчиво говорит и на нее не отрываясь смотрит.

«Благодарите медведя, — ответила она, — это он вас вылечил. Выходит, деды правильно говорили — клин клином вышибают! Нервное потрясение ликвидировало нервное воспаление. Случай любопытный, но, может быть, это лишь временное улучшение, нервный подъем».

Сергей несколько раз высоко подпрыгнул, взмахнул рукой, будто мяч срезал, — он волейболист хороший: «Прекрасно, могу назад ехать!»

«Куда там назад! — сказал Витя, чуть не плача. — Вы посмотрите, что с машиной! Да меня теперь завгар со свету сживет, из ударников исключит: у него чуть что — товарищеский суд!»

Действительно, зрелище было печальное: машина новенькая, а стекла выбиты, дверки покорежены, ободраны, крыло помято.

Я себя кругом виноватым чувствовал, — зачем тогда заорал: «Дави!» И подумать не успел, а заорал! Должно быть, потому это так вышло, что много зла у меня на косматых дьяволов накопилось, ведь из-за них никогда в тайге спокою нет.

На другой день я уж как завгара уговаривал — мол, это дорожная случайность! Вся вина на мне, и ремонт машины тоже, а зав свое:

«Вы шофера не выгораживайте — он, по правилам движения, не отвечает только за наезд на кур и собак, а за медведя должен нести полную ответственность! Если дисциплину ослабить, у нас шофера такие — на всё без разбора наезжать будут, даже на слонов!»

Я думал, он шутит, но где там — товарищеский суд устроил! Правда, смех один получился, а не суд.

А тогда мы все-таки обратно к месту происшествия поехали, потому что опасались — вдруг кто по дороге следом за нами идет и натолкнется на подраненного зверя. Целый час вперед-назад ездили. Никого, тишина и покой. В чащобу, наверно, ушел медведь отдохнуть от нервного потрясения.

Докторский чемодан, нетронутый, посреди дороги лежал. Я его поднял, почти как акробат, не вылезая из кабины.

Посмотрел назад, в окошко, — они сидят рядышком…

…Громко заговорило радио. Бодин замолчал. Объявили посадку. Перечислялись рейсы, один за другим. В коридоре затопали, зашумели, кто-то сказал: «Небо открыто!» Мы быстро собрались, вышли. Мело почти по-прежнему, но вот уже все потонуло в могучем реве, и первый самолет смело рванулся в серую мглу.

На краю аэродрома, прижимаясь к земле, упорно двигались черные руки радара. Самолету помогут найти дорогу в слепом полете над тайгой, где избушки геологов и берлоги медведей.

Счастливого пути!

— Привет Сергею! Медведь-то его как вылечил — всерьез и надолго?

— Лучше некуда! Веселый с тех пор стал, только что-то уж больно о своем здоровье печется: чуть какая возможность — сразу в Кадар, к докторше. И она за таким необыкновенным пациентом очень следит: как долго не едет, записки шлет! — Петр Степанович хитро прищурился, что-то совсем мальчишеское мелькнуло в его лице.

— Присматривайте строго, — как мог серьезно, посоветовал я, — а то будете в ответе, как за шофера. Ведь это тоже следствие дорожной случайности!..

— Без случайностей не жизнь бы была, а скука смертная! — убежденно ответил Бодин.