представляется нам все менее правдоподобным, я задаю себе вопрос: что если, не довольствуясь тем, чтобы воскрешать традицию, вы сами вдруг положили ей начало?

Ах, господа, сколь вы утешительны! Человеческая суета всегда удручала мудрецов; и все они старались изобличить тщету тех целей, к которым с таким неистовством стремятся люди. Но мудрецы былых времен могли обращать свои взоры к богу. И вот в тот миг, когда человеческое безумие доходит до предела, когда человеческая возня становится все быстрее и все бессмысленнее, мы перестаем верить в единственное существо, которое не является жертвою своего же дела. Хвала вам за то, что вы возвращаете нам ясность и оптимизм!

Вы бесстыдно насладились действительно существующим. То, что для людей и важно и священно, вы превратили в предмет удовольствия, искромсали для игры. Вы без всякого основания совершили ряд бескорыстных действий. Вы установили между вещами такие соотношения, какие вам нравились. Природе вы преподали законы, и такие временные!

Чистое Действие! Чистый Произвол! Нет ничего свободнее вас! Вы не подчиняетесь ничему решительно, даже собственным своим целям. И тем не менее, вы не действуете наперекор судьбе. Она таинственно согласуется с вашими прихотями. Напоминать ли мне вам о предсказаниях моего медноногого сомнамбула? Напоминать ли мне о скромном оракуле «Боттэна?»

Но я перечислил еще не все ваши атрибуты. С сегодняшнего вечера вы обладаете еще и Высшим Единством. Оно создавалось медленно. Я следил за тем, как оно вынашивалось. Сегодня вечером вы — единый бог в семи лицах, нечего это скрывать.

Это — положение совершенно исключительное. Поднимите голову, господа, как поднимаю я, рискуя утратить устойчивость, которую поддерживал с трудом. Взгляните на то, что окружает вас со всех сторон, на лес, на землю, на звезды. Взгляните на то, что — не вы!

Ветра не было; листья не шевелились; очаг в доме умер. Все уничтожалось в волшебном безмолвии.

Даже звезды были только пиршественным светом.

— Где найти сегодня ночью что-либо, равноценное вам? От паров туманности до грез солдата, от марсианского моря до толкотни Уолл-Стрита — где бог-соперник? Пейте, смейтесь с миром! Никто не оспаривает у вас владычества.

И не говорите мне: «А завтра?» Если вы говорите о будущем, значит, вы существуете не полно, значит вам чего-то не достает. Но прочь оскорбительное предположение! Разве есть для бога длящаяся вечность?

Итак, приветствую тебя, единый бог, семью твоими именами — Омер, Ламандэн, Брудье, Бенэн, Мартэн, Юшон, Лесюер.

И я поднимаю бокал…

Но он поднял его таким неуверенным движением, что весь шипучий Сен-Перэ пролился на голову Лесюеру, который стал отряхиваться, чихая, как пудель, окаченный водой.

Ламандэн, сидевший напротив, принялся хохотать и кивать носом сверху вниз.

Захохотал Юшон, потом Брудье, потом Омер, потом Мартэн.

И сам Бенэн захохотал так, что у него слюна текла в бокал^[14].

Примечания

1

Остерегись, о лучший из друзей, обнаружить слишком живо, сколь ты дивишься благоуханным этим созвучиям, присутствию сих, моему одеянию, наконец, всей этой пышности! Ибо достаточно тебе малейшей усмешкой сотрястись хотя бы одно мгновение, чтобы весь мой замысел, трудолюбиво и заботливо созданный не иначе, как бурями челн, разрушился.

Итак, остерегись разразиться веселием! Ибо сии имеют убеждение, что ты у властителя скифов, коего именуют царем, высочайшим саном облечен. А посему порешили сей веси старейшины как бы простереть у твоих стоп величайшие почести и не усомнились они и в кляки свои и в торжественные ризы облечься.

Клянусь Геркулесом, тебе надлежит, о друг, явить надменный лик, грозную бровь, свирепое око, каковые достоинству твоему весьма приличествуют. Но ты робким взглядом пелены сии озираешь, коими голени твои плотно обвиты? Словно я не позаботился сопутников моих предварить о дивном нраве, и одеянии, и обычае скифских!

(обратно)

2

Но я буду немногословен. Пожалуйста, подыми голову: кинь окрест ужасный, но в некотором роде благосклонный взгляд. И, обновляя старинное свое в латинской речи совершенство, шумным и купно благозвучным голосом наполни скифским и купно цицероновским витийством сих мест железный и купно стеклянный простор!

(обратно)

3

Я всегда знал твою тупость, гнуснейшая из свиней!

(обратно)

4

Понимаю.

(обратно)

5

И если бы я не сдерживал своего кулака, я бы, разумеется, внезапным ударом поразил твою пасть.

(обратно)

6

Путем гнусейшего обмана ты меня принудил покинуть несвоевременной ночью мое скромное ложе.

(обратно)

7

Когда, преодолев величайшие опасности, я устремился на названный перекресток, я встретился с неким отвратительным старикашкой, который меня замучил ужасными стихами.

(обратно)

8

И все-таки мной овладело такое безумие, что я отправился в эту деревню.

(обратно)

9

Наконец-то я нашел тебя, дряхлый сводник, столько раз издевавшийся над моей, так сказать, башкой!

(обратно)

10

Помет! Помет!

(обратно)

11

Да уронят птицы на твою голову!

(обратно)

12

Клянусь Вакхом, я вне себя от злости, когда вижу этих скопцов.

(обратно)

13

Делает тот, кому выгодно.

(обратно)

14

Повесть «Доногоо-Тонка, или Чудеса науки» и комедия «Господин Ле-Труадек, предавшийся распутству» являются продолжением «Приятелей».

(обратно)