военных. Конечно, они не были похожи друг на друга, но все в конце концов слились в единый образ, в памяти остался лишь «человек-громкоговоритель» в военной форме, горланящий приказы, пересыпая их матом. Сначала я подумал, что новые сержанты просто приставлены охранять склад, но оказалось, что мы будем служить под их началом. Для чего было столько боеприпасов, никто из нас спросить не посмел, но каждый понадеялся, что для учебной стрельбы… Вообще здесь царила полная неразбериха. К тому же офицер опять куда-то исчез. Да, совсем не так представлялась нам армия на гражданке…

Неожиданно совсем рядом раздался такой силы взрыв, что стены дома задрожали, и сверху что-то посыпалось. Мы застыли в испуге, беспомощно оглядываясь друг на друга, не зная, что делать. Бежать? Ложиться? И тут же там, где пробивался свет, началась беспорядочная стрельба, потом нас ослепила яркая вспышка и оглушил выстрел стоявшего в тоннеле орудия.

Когда гул в ушах прошел, я снова услышал выстрелы, затем автоматные очереди. Мы не понимали, почему нас не уводят куда-нибудь в безопасное место, толкались, как телята в стойле. На наши вопросы — что происходит? — только жестко отвечали: «Ждем распоряжений». Если кто-то выходил за пределы бокового пролома, сержант, зверея, кричал:

— Ты куда, мать твою? Назад!

Слава Богу, вернулся капитан Смайкин. Его спокойное лицо вселило в меня уверенность, что все закончится благополучно. Но капитан почему-то медлил с распоряжениями.

Танк продолжал стрелять с четкой периодичностью, и мы научились вовремя затыкать уши. Со стен сыпалась штукатурка. Вскоре из-за самоходки, пригибаясь, выбралось несколько запыхавшихся военных в бронежилетах и касках. Оказавшись в безопасном месте, они устало опустили оружие, потом, видимо отдышавшись, вышли в тыловой двор и закурили.

Офицер с вымазанным маскировочной краской лицом, отдуваясь, снял с ремня флягу, залпом выпил несколько глотков и, подойдя к капитану, сказал:

— Ну что, Смайкин, давай свое пополнение, у нас потери.

— Какое же это пополнение? Их еще стрелять научить нужно.

— Научатся!

Но капитан стоял на своем:

— Не дело это, товарищ комбат, из штаба сообщили, что сейчас пришлют настоящее подкрепление…

— Разговорчики, капитан! — рявкнул комбат, потом, уже потише, добавил: — Некогда подтягивать резервы, видишь, как внезапно ударили, никто и не ожидал. Словно из-под земли выросли…

К Смайкину подбежал посыльный, о чем-то доложил. Капитан подозвал к себе сержантов, бросил им несколько слов, после чего один из них, краснея лицом от натуги, прокричал:

— Бойцы, слушай мою команду! Оружие разбирай! Будем выполнять боевую задачу!

Началось настоящее столпотворение. Ребята спешно расхватывали автоматы и боеприпасы, куда-то отбегали.

— Рожков берите кто сколько унесет, да живее давайте, живее! — командовал уже другой сержант.

Меня сковал страх. Я с детства был достаточно робким. И если некоторые из пацанов мечтали о ратных подвигах, то я уж точно не хотел участвовать в военных действиях. Кроме того, понимал, что мы к ним не готовы. Обидно было еще оттого, что в Москве нас уверяли: война в Чечне закончилась и больше не возобновится. И вот она, совсем рядом… Я могу погибнуть в первом же бою, еще ничего не успев в этой жизни. Даже с девушкой переспать… А ведь мечтал о любви… О том, что встречу свою единственную… Но самое главное — мама. Она не выдержит, если со мной что-то случится, ведь, кроме меня, у нее никого нет.

Все эти мысли теснились у меня в голове, а я стоял как истукан с пустыми руками возле ящика, в котором лежали магазины с патронами. Рядом уже почти никого не было.

— Эй, тебя что, не касается? — услышал я грубый окрик сержанта. — А ну бери автомат! — с этими словами он сам швырнул мне оружие.

Я едва поймал его и побежал за новобранцами.

— А патроны? Ты че, соплями будешь стрелять? — снова долбануло мне в ухо. — Привыкли, понимаешь, у маменьки под юбкой греться. Тут вас быстро научат Родину любить! Быстро ищи полный рожок и за мной!

Я копался в ящике с рожками и никак не мог найти полного. Сержант все еще крутился где-то рядом, наверное, искал в другом ящике, я боялся на него посмотреть. Его окрикнул второй сержант.

— Пахом, капитан тебя за помидоры подвесит, ты че здесь возишься?

— Да вот придурок попался, никак рожок не найдет! — и уже обращаясь ко мне: — Ты, робот недоделанный! Через минуту чтоб был у танка!

И вдруг там, где стоял танк, раздался оглушительный взрыв, грозную машину охватило пламенем. Ближняя стрельба вначале захлебнулась, потом на мгновенье возобновилась и смолкла вновь. Пламя заполнило всю дальнюю часть коридора, раздались истошные крики. Опомнившись, я увидел у себя в руках рожок с патронами, присоединил его к автомату, как учили на уроках начальной военной подготовки, побежал было к танку, но понял, что через огонь не прорваться. Выход из тоннеля был перекрыт. Решил найти путь к своим через тыловой двор, свернул за угол, потом за другой, пробежал улицей, еще повернул — везде тихо. Куда подевались горожане? Выскочил на площадь, похожую на ту, где мы занимались строевой, — она была забита военными: одни стояли в ровно выстроенных рядах, другие просто толпились, третьи озабоченно сновали взад-вперед. Меня остановил какой-то прапорщик, сурово спросил:

— Кого потерял?

— Полк 1039, наш начальник Смайкин, капитан…

— Тут тебе не гражданка, здесь командиры, а не начальники, — прапорщик окинул меня с ног до головы насмешливым взглядом, показал на подъезд стоящего недалеко дома: — Смайкин там.

Я нерешительно пересек площадь, вошел внутрь здания. В подъезде было тихо, лишь с верхних пролетов лестницы раздавался неясный гул голосов.

Прислушался, стараясь различить голос капитана Смайкина, но вместо этого вдруг отчетливо услышал, как кто-то сказал:

— Смайкин, ну куда ты в самое пекло? Они и без тебя продержатся. Передали по связи, наши уже подтаскивают технику.

— Хрена лысого они продержатся! Там половина призывников необученных. Ты что же, предлагаешь мне бросить этих салаг?

Вот тут-то, видимо, и родилась в моей голове еще неосознанная мысль о побеге. Подъезд был сквозной, и я на цыпочках, стараясь не шуметь, побежал к запасному выходу. Дверь поддалась не сразу, но все же, хоть и со скрипом, открылась. В лицо пахнуло весенним ветерком, и я увидел небольшой пустырь с редкими, уже зеленеющими деревьями, а за ним, в отдалении, горы. Справа и слева к пустырю подступали дома, в основном пятиэтажки. Прижимаясь к стенам домов, я стал уходить в неизвестность по безлюдной улице… Но с каждым шагом приходило понимание: это