безразличны даже после смерти.

- Не обманывай себя. Смерть сделает тебя безразличным ко всем и всему.

- От женской руки. Только женщине я доверюсь настолько, чтобы стать уязвимым.

- Когда же я умру?

- Не знаю, и даже не хочу знать. Пропадет все удовольствие от сюрприза.

- Я одинок?

- Пока жив - да.

- А когда умру, то больше не буду?

- А когда умру, то больше не буду вообще.

- Умирать страшно?

- Умирать рано, когда бы это не происходило - слишком рано.

- Что я оставлю после смерти?

- Точно знаю - по крайней мере один гниющий труп. Остальное будет уже все ровно.

- Я покончу с собой?

- Может быть, если опять переживу свою смерть.

- Но, я же сказал, что умру только от женской руки.

- Поверь мне - в этот момент моя рука будет более женской, чем чья-либо.

- Я плачу?

- Может быть. А может, и нет. Мои чувства отупели настолько, что чувствую лишь внутреннюю горечь, которая застревает в горле, а потом мало-помалу выливается из глаз. А может все это - я, смерть, все - лишь чей-то ночной кошмар?

- Почему кошмар? Ведь не все так плохо. Одна смерть чего стоит.

- Нет в смерти ничего хорошего. И плохого тоже нет. Она безразлична.

Ведьма

Говорят, жила-была когда-то в одной деревне прекрасная девушка с длинными черными волосами. Она была влюблена в лучи лунного света и каждое полнолуние танцевала у озера под их блеском. Ее белое платье сверкало в те минуты, и она была подобна ангелам.

Жил в той же деревне, что и девушка, и старый священник - старый, как само время. А время сделало его мудрым. В народе верили, что он говорит с самим Господом, и считали его святым.

Хотите - верьте, хотите - нет, но наши герои никогда не встречались, хоть всегда жили в одной же деревне.

Не встречались до одного полнолуния, когда Игнатиус - священник - гулял по лесу. Мир был прекрасен в ту ночь. Священник вдыхал ночной воздух и с каждым вдохом хвалил Создателя, все больше и больше чувствуя свое объединение с ним. Игнатиус иногда сам верил в то, что его голос слышен богу.

Вдруг он вышел к озеру, и увидел девушку - Селену - танцующую под луной. Луна покрыла озеро серебром, и ночь застыла, тысячей глаз уставившись в это зрелище.

Вся красота мира будто тянулась к девушке, чтобы коконом закрутиться вокруг ее танца. Священник подошел к ней и взял ее за руку, восхвалив Господа за эту красоту.

Неизвестно, когда она отдалась Игнатиусу - и отдалась ли вообще, или это все сплетни, но священник каждое полнолуние шел к озеру, где танцевала Селена.

Неизвестно, почему он в одну ночь увидел в ней дьявола, а не божественную красоту. Может - маска самообмана отпала, и он встал лицом к лицу с уродством своей старческой похоти, которую он поставил у ног прекрасной девушки. А может просто понял, что девушка никогда не полюбит его - она принадлежала лишь луне и ее свету.

- Ведьма! Нечисть! - с ненавистью швырнул он эти слова ей в лицо шипя, словно змея.

Друг перед другом стояли Божий Человек - шипящий старик с искаженным от ненависти лицом, и испуганная до смерти девушка.

В центре деревни стоял столп, к которому для наказания привязывали провинившихся. Столп Позора - так его называли.

К нему привязали и Селену. Крестьяне толпились вокруг нее - на ведьму поглазеть хотели. Толпились, крестились и проклинали ее имя - у кого-то давняя обида всплыла, кто-то глушил зависть, а у кого-то просто ребенок умер последней зимой. Были и те, кто искренне надеялись этим заработать себе место в раю.

А она просто стояла неподвижно и плакала, наконец поняв, что никто не услышит ее мольбу о пощаде. Лишь страх, стыд, бессилие и отчаянье владели ее сердцем.

Священник заговорил:

- Дети Божьи, близок судный день. И сегодня мы должны еще раз показать создателю, на чьей мы стороне. Ибо сказал Господь: не думайте, что я пришел на эту землю, чтобы установить мир: ибо я пришел, чтобы разлучить человека с отцом, дочь с матерью, и невесту - со свекровью. И враги человека из его же дома будут. Кто любит отца своего или мать свою больше, чем меня, не достоин меня: кто любит сына своего или мать свою больше, чем меня, не достоин меня. И тот, кто не берет свой крест и не идет за мной, не достоин меня.

Народ застыл, вслушиваясь в слова из Священного Писания, звучавшие голосом священника, и им казалось - сам Господь говорит с ними. Затишье перед надвигающейся бурей, как говорится.

А он продолжил:

- А про ведьм, как эта, написано - мужчина или женщина, если занимается чародейством или колдовством, обязательно должен быть убит: камнями бейте их. И пусть их кровь будет на них же!

Толпа одобряюще прогудела.

Селена посмотрела в небо - там собирались темные, свинцовые облака, закрывая собой ночное светило.

Ни одного протеста, ни одного оправдывающего слова е было сказано. Селена глазами искала сестру, надеясь хоть от нее получить ту каплю сострадания, в которой нуждалась, но ее нигде не было видно.

- Мы должны быть уверены, что среди нас больше нет подобной нечисти. Пусть все, кто признают в ней нехриста, плюнут ей в лицо.

А облака сгустились еще больше, покрыв все небо. Было сухо и душно, и Селена хотела пить.

- Воды, прошу вас,- промолвила она.

- Не слушайте ее, она вас околдует!- крикнули из толпы, и все испуганно покрестились.

Вдруг толстая женщина с ненавистью и презрением в глазах вырвалась из плотного кольца окруживших девушку людей, подбежала к ней и плюнула в лицо. Селена ее знала: это была ткачиха, подруга ее усопшей матери. Потом пошли все остальные - мужчины и женщины, старики и дети. Волосы прилипли к телу, и платье стало мокрым и липким от их слюны. Какой- то обнаглевший здоровяк ударил девушку плетью, оставив глубокий, кровоточащий след на ее лице.

В один момент Селена подняла глаза и посмотрела на ту, кто стояла перед ней и была так удивительно похожа на нее.

- Сестра,- проговорила она сквозь слезы.

- Ведьма,- с ненавистью прошептала ей сестра и плюнула. Селена опять закрыла глаза.

Забавно, как завидно простым иногда кажется людям даже сложнейшая ситуация, в которой они находятся. А иногда простота устрашает своей очевидностью и безысходностью, и человек пытается убежать от этого. Сторонний наблюдатель иронически ухмыляется - его забавляет патетичность театра, разворачивающегося перед ним. Только он упустил одну мелочь: не для всех это театр, и не всем до забавы.

Уж точно, не Селене.

Стало еще душнее и безветреннее, и облака угрожающе нависли над деревней - будто в предвкушении зрелища. Люди наглели от своей безнаказанности - вот она, их враг - перед ними, и они могут сделать с ней все, что захотят. Что же их остановит теперь?

Почувствовав горький до сладости вкус крови, толпа жаждала ее - больше, больше крови, насилия и жертв. Люди не перестали быть варварами - просто