Владимир Круковский Средство от приворота

Дорога перед ним была полна света и радости, и он ступил на нее, не раздумывая. А еще полгода назад все дороги вокруг были полны страха и безысходности, да и дорог-то, собственно, не было — одна тоска.

Но началось все еще раньше, с его знакомства с Аленой.

* * *

Она вышла из подъезда и остановилась, как вкопанная. Не худенькая и не толстая, в симпатичной дубленке, волосы светлые, вьющиеся, но жесткие, как будто их покрыли десятью слоями лака. Все точно, как в объявлении в интернете, и как они договаривались по телефону. И чему она так удивилась в первый момент? Он так и не понял. Возможно, решила, что он — именно то, что ей нужно. На все сто!

В машине Алена смотрела на него, не отрываясь. Глаза серо-зеленые с коричневыми крапинками, лицо пухловатое. Цветок не первой свежести, но симпатичная, даже красивая… очень… когда-то была. На год старше его, но это не имеет значения. Сходят в театр, попереписываются и забудут друг друга. Одна из тысячи историй.

Перед театром они заехали в Макдональдс, взяли по биг-маку, по молочному коктейлю и по картошке. От спрайта и колы он отказался. Алена решила за ним поухаживать, сама сходила за бутербродами, сама открыла крышечки коктейлей и случайно окунула в его коктейль палец с ярко накрашенным ногтем. Он виду не подал, но коктейль пил из трубочки и только до половины.

В театре они зачем-то снова пошли в буфет. На лестнице он разглядел ее фигуру — далека до идеала, коричневые трикотажные брюки, складки по бокам, животик, бедра неширокие, но все как-то… неуклюже, и ухаживания эти… сама принесла воды, села, смотрит внимательно… Он залпом осушил стакан, и, как потом оказалось, не зря.

В зале было темно и холодно. В какой-то момент он обернулся. Профиль Алены на черном фоне резко выделялся, и был таким молодым и чистым, что даже сердце защемило. На сцене с грохотом что-то упало. Алена схватила его за руку, но тут же отпустила и извинилась. И он уже сам взял её руку, теплую и нежную, и положил себе на бедро, а потом на её бедро. Когда он убрал руку, решив, что это уж слишком, она вернула ее и накрыла своей, и тут началось что-то совершенно сумасшедшее.

Ему, вдруг, почему-то стало очень важно потрогать все её тело. Он упивался своей смелостью, и с каждым прикосновением жаркий ток между их телами усиливался, пока не превратился в полное и сладостное слияние. Полное и сладостное, но не завершенное.

Завершение наступило у него дома. Была близость, самая неистовая и самая дурацкая во всей его жизни. Он ничего не чувствовал из-за какого-то геометрического несоответствия, то ли телесного, то ли вызванного малыми размерами ванной комнаты и неудачной позой. Но это не имело ни малейшего значения. Он же не какой-то мальчик, в себе уверен и не предатель, и если его разрывает изнутри, и сама нежность стучит в его сердце, и вся его жизнь устремляется к ней одной, и только к ней, то все будет! Все будет хорошо! Все будет отлично! И ничего другого не надо, пока эта радость будет продолжаться, пока он всю её не выпьет до дна, как ту воду в буфете, или пока она его не выпьет, а кто кого уже не важно, не имеет ни малейшего значения!

* * *

И упоение продолжалось. Он заезжал за ней после работы и отвозил домой, сначала, к себе, потом к ней, а в выходные Алена оставалось у него. Они пили шампанское и радовались. Пили достаточно часто и не только шампанское, но это он делал для нее. Он все делал для нее. И тут были важны не сами подарки и угощения, а то, что он каждую минуту думал, что бы ей такое сделать приятное, чтобы она улыбнулась ему своей волшебной улыбкой и сказала, что она счастлива только с ним одним и ни с кем больше.

Все деньги без остатка он тратил на бензин, подарки и развлечения. И это было правильно! Но когда он узнал, что оплата его труда устроена несколько иначе, и доходы его реально вдвое меньше, чем он говорил Алене, то тут наступил сбой. Он стал чувствовать, что не может сделать её по-настоящему счастливой. Это было гнетущее чувство, и заглушить его можно было только новыми подарками и алкоголем.

С сексом у них как-то наладилось, но Алена уже не всегда брала трубку, и не всегда могла встретиться. На работе задерживалась дольше обычного, а потом внезапно оказывалась дома или где-то еще. В нем стали расти и крепнуть нехорошие подозрения, которые вскоре полностью подтвердились.

Как-то раз, поздно вечером он позвонил ей на работу и услышал, как она часто и глубоко дышит. Так она дышала, когда занималась сексом. Блин! Охренеть! Был там один мужичек, который все увивался за ней. Маленький, такой, но побогаче его будет. Видать, добился своего!

Он плюнул и уехал домой. А вечером ему устроили натуральное телефонное издевательство с участием всей ее семьи, с "че те надо", «то слышу, то не слышу» и «пошли бы вы, молодой человек, со своими подозрениями в одно широко известное неприличное место».

И тогда он понял, что все! Кина больше не будет, и не потому, что кинщик спился, а благодаря лишь одному, вовремя сделанному звонку, вскрывшему всю неприглядную истину. Короче говоря, яблоко, на которое он польстился подобно Адаму, оказалось с червоточиной, и жрать это яблоко на пару с наглым червем, шныряющим где-то внутри, он больше не желал. А раз так, то нужно искать другие варианты.

И он стал их искать и познакомился ровно накануне 8 марта с новой девушкой.

* * *

Девушка была тоненькой, рыженькой и улыбалась очень соблазнительно. Такие ему всегда нравились, но бог не сподобил. Он подарил ей пять тюльпанов в вестибюле метро на Лубянке и повел в ресторан.

Оказалось, что у них много общего. И в живописи она разбиралась, и сама была то ли оформительницей, то ли свободной художницей, а когда училась в художественном училище проезжала мимо его дома. Могла бы и зайти в гости. Могла бы и заглянуть… Последнюю фразу она повторила, раз пять, в разных вариантах, и у него мелькнула мысль, не стоит ли пригласить ее в гости прямо сейчас, но… ему страшно хотелось спать. Расплывшись по столу, он смотрел, как рыженькая пьет коньяк, а сам думал лишь о том, как вернется к себе домой и прижмется щекой к подушке.

Так он и сделал — прижался к подушке, а не к рыженькой, а на утро уже мчался к своему подпорченному яблоку, захватив помимо цветов и шампанского еще и электрическую ломтерезку, которую купил для себя.

* * *

Вокруг было много радости, смеха, шуток и поздравлений. Алена умела радоваться. Радости у нее было так много, как будто она вся без остатка перешла к Алене, и теперь она делилась этой радость с окружающими, делилась щедро, никого не обижала. Досталось и ему, но дело