Змея (СИ). Иллюстрация № 1">

Старожилы их совместных гулянок вовсю развлекались. У Ян, статный и грузный купеческий сын, хохоча, обнимал сразу двух девиц, и широкое лицо его раскраснелось от выпитого и съеденного. Родовитый Лу Цзяочу, изящный манерами и обликом, азартно спорил со своим побратимом Цуй Яньляном, размахивая фигурной винной чашей с таким пылом, что благородный «западный феникс» то и дело выплескивался на сидящих рядом. Шао Цзюйцзы, сын местного чиновника, приметный, несмотря на юный возраст, густой растительностью на лице, увлеченно пробовал разнообразные вина, опрокидывая в себя рюмку за рюмкой, и совершенно не пьянея.

Новички их дружной компании чувствовали себя более стесненно. Юный поэт Хань Цзиньбо, одетый, как и Инь Шэчи, в белый халат ученого сословия, сидел на своем стуле, прямой, словно стрела, и краснел все больше и больше — как от спешно поглощаемого вина, так и от прикосновений девицы, что прислуживала ему. Лю Дэхуа, с которым наследник семьи Инь познакомился какие-то пару дней тому назад, держал на лице маску невозмутимости — этот молодой мужчина, назвавшийся странствующим воителем, принимал знаки внимания прислужниц с показным равнодушием, но внимательный наблюдатель мог бы заметить похотливый блеск в его глазах, направленных на работниц дома удовольствий, и жадно раздувающиеся ноздри Лю Дэхуа, когда он принимал очередную чарку с вином. Инь Шэчи с нетерпением ждал, когда же выпитое горячительное преодолеет стеснительность Цзиньбо, и деланную невозмутимость Дэхуа — что стихи юного поэта, что танец с саблей в исполнении странствующего воина, могли стать украшением пира, идущего пока что с привычной для наследника семьи Инь размеренностью.

— Почему это мой лучший друг совсем один? — весело вскричал У Ян, обратив взгляд на Инь Шэчи. — Смотри-ка, братец, девы, что прислуживают нам, прелестны, словно спустившиеся с облаков феи, ей-ей! Ну-ка, красавицы, — требовательно обратился он к двум девушкам, только что поставившим перед ним подносы с едой и напитками, — развейте скуку первейшего из нас!

— Если уж ты зовешь меня первейшим из нас, А Ян[1], то должен слушаться моих указаний, — поднял руку Шэчи, лукаво улыбаясь. Его посетила отличная идея, как добавить красок развлечению, начавшему терять привлекательность.

— Я говорю, пусть прекрасные девы порадуют всех нас музыкой и танцем, — продолжил он торжественно. — Где музыканты?

— И то верно, — невнятно буркнул Шао Цзюйцзы, чей нос так и не покинул медную винную чашу в форме ласточки. — Где цинь и флейта? Музыкантов сюда, пусть сыграют чего-нибудь.

— Музыкантов нам! — проорал У Ян, колотя кулаком по столу перед ним. Еда и питье, только что доставленные прислужницами, двигались и колебались, грозя рассыпаться и разлиться, но увлекшийся купеческий сын не обращал на это никакого внимания.

Вскоре, те из девиц, что были искусны в игре на музыкальных инструментах, поднялись к веселящимся юношам, расположились в углу зала, и начали игру. Протяжно зазвучали струны циня, зазвенела весёлым перебором лютня-пипа, завела мелодичные рулады скрипка-эрху, и, вторя им, тонко запела флейта сяо. Танцовщицы закружились в середине залы, словно стайка грациозных лебедей, изящные и пленительные. Плыли по воздуху длинные рукава их платьев, изгибались стройные тела, а подведенные тушью глаза девушек бросали на юных весельчаков полные притворной скромности взгляды.

Лишь только танец завершился, Инь Шэчи поманил к себе девушку, что поглядывала на него чаще других — юную незнакомку, бывшую, верно, новенькой в «Приюте водяных лилий». Та с готовностью подошла, и опустилась на скамью рядом с юношей, прижимаясь к нему гибким телом.

— Чем я могу услужить вам, молодой господин? — томным голосом протянула она. — Эта прислужница немного знакома с Четырьмя Искусствами[2], и готова развлечь вас, как бы вы ни пожелали, будь то изысканная беседа, игра в облавные шашки, или музыка. Если же вы хотите побеседовать со мной наедине… — она не договорила, бросив на него жаркий взгляд из-под полуопущенных ресниц.

— Как тебя зовут, красавица? — спросил Инь Шэчи, и в голосе его звучало искреннее восхищение.

— Зовите меня Сянь-эр[3], молодой господин, — ответила та, склонив голову, и бросив на юношу ещё один игривый взгляд.

— Твоя красота подобна цветку белого лотоса, блистающего в солнечных лучах, Сянь-эр, — Шэчи гулко сглотнул, и продолжил, мечтательно улыбаясь:

— Ты поразила меня в самое сердце. Говори же, каково твое сокровенное желание? Я исполню его здесь и сейчас, клянусь!

— Моё единственное желание — служить вам, молодой господин, — в ласковом голосе девушки прозвучали нотки растерянности, а ее нежные пальцы, поглаживающие воротник халата Инь Шэчи, невольно сжались, комкая белоснежный шелк.

— Ты хочешь служить мне? — спросил юноша с неподдельным воодушевлением. — Так я сейчас же выкуплю тебя у госпожи Ма! Пусть я не могу обещать тебе место жены — уж больно строги мои родители, — я с превеликой радостью сделаю тебя своей наложницей. Ты будешь носить платья из шелка и сатина, служанки будут расчёсывать тебе волосы и красить ногти, а в праздники, ты будешь выезжать в город, сидя в моем паланкине. Согласна ли ты на это, Сянь-эр?

— Господин… я… Шэчи, благодарю… я буду верно… до конца… служить до конца дней моих, — бессвязно забормотала она, сползя со скамьи и упав перед Инь Шэчи на колени. Внезапно свалившаяся на девушку возможность сменить жалкую судьбу куртизанки на богатую жизнь в доме вельможи привела ее в совершеннейший восторг.

— Встань, моя прекрасная Сянь-эр, — барственно велел юноша. — Негоже нежному цветку валяться в грязи. Цзиньбо! — обратился он к юному поэту, и тот, обернувшись, расплылся в пьяной улыбке. — Столь знаменательное событие, как покупка красавицы-наложницы, не обойдется без приложения твоего поэтического гения. Прочти нам что-нибудь о любви, но только из своего, хорошо? Сегодня, я не хочу дышать пылью древних свитков — лишь пить из родника живого таланта! — на мгновение задержав восхищённый взгляд на девушке, что подхватилась на ноги и смотрела на него с ошарашенным и счастливым видом, юноша требовательно воззрился на Хань Цзиньбо.

— К-нечно, бр-т мой Шэчи, — невнятно ответил тот. Выпитое порядком размягчило язык юного стихотворца, заставляя его жевать и проглатывать слова. — С-йчас… сейчас, — несколько овладев собой, он продолжил, чётче и