прилипнув к фигуре любимой — после рождения ребенка, Му Ваньцин округлилась во всех приятных мужскому глазу местах. В последнее время, стоило лишь Инь Шэчи взглянуть на жену, как он забывал обо всем окружающем, да и о времени тоже.

— Вы не видели Тун-эра, старшие? — озабоченно спросила Ваньцин. — Он опять куда-то уполз. Клянусь небом, не его отца следовало награждать змеиным прозвищем, а этого неуемного ползуна… что такое, муж мой? — с сердитым смущением поинтересовалась она, наткнувшись на влюбленный взгляд Шэчи. — Да, знаю, я изрядно располнела после беременности, и скоро начну напоминать пожилую тетушку, слишком любящую сладости…

— После рождения нашего замечательного сына, твоя красота превзошла все мыслимые и немыслимые пределы, моя великолепная богиня, — протянул юноша, не отрывая глаз от жены. — Один лишь взгляд на тебя отправляет меня в небесные сады, любимая.

— Хватит, — сердито насупилась девушка, и добавила, зачем-то — громким шепотом:

— Поговорим об этом вечером, — смущенно оглядевшись, она вновь позвала:

— Тун-эр, сынок! Где ты?

— Он здесь, госпожа, — обратил на себя ее внимание Кан Гуанлин. — Прятался за коляской старшего учителя, — он поднял весело смеющегося ребенка на руки, и передал Му Ваньцин. Та, приняв сына, удалилась, напоследок бросив на мужа жаркий и многообещающий взгляд. Поймав его, Шэчи растаял, словно всеми забытая льдинка, созданная Искусством Символа Жизни и Смерти.

Немного отойдя от краткого общения с любимой и желанной женой, Инь Шэчи обратил внимание на своих учеников, и строго отчитывающего их Су Синхэ. Старший ученик Уя-цзы громко и настойчиво увещевал младших, но стоило ему отвлечься от их хитрющих мордашек, и глянуть в сторону, как Сяо-У и Сюань принимались корчить ему в спину самые разнообразные рожи. Когда же Синхэ вновь поворачивался к увещеваемым, те принимали самый невинный вид в мире.

— Я заберу младших, глава, — обратился к Шэчи Кан Гуанлин. — После урока, я отведу их к Гоу Ду — он сегодня читает им из «Исторических записок».

— Надеюсь, они не сбегут от братца Ду, как в прошлый раз, — с деланной печалью вздохнул Инь Шэчи. Мастер игры на цине с сомнением пожал плечами, и двинулся к детям.

— Время для вашего урока, младшие, — серьезно обратился он к ним. — Готовы припасть к источнику вдохновения, именуемому музыкой?

— Кто этот бородач? — преувеличенно нахмурил брови Сюань. — Неужто дух злокозненного Цюань Гуаньцина явился донимать жену учителя?

— Секта Сяояо истребит врага! — с воодушевлением воскликнул Сяо-У.

— Семь Мечей Привязанности: Меч Отражений! — истошным воплем поддержал соученика Сюань, и оба мальчика с разбегу врезались в Кан Гуанлина, от неожиданности севшего на землю. Дети радостно запрыгали вокруг него, вопя грозные, по их мнению, боевые кличи.

— Поистине, Сын Неба мудр и прозорлив, — прокряхтел знаток музыки. — Своим переименованием Долины Тишины в Долину Сяояо, он предсказал полное и окончательное исчезновение тишины и спокойствия в этом месте.

— Проявите уважение к старшему, ученики, — с улыбкой обратился к буянящим мальчишкам Инь Шэчи. — Или можете забыть о том несравненном боевом искусстве, которому я обещал вас научить.

— Да, учитель, конечно, учитель, простите, учитель, — загалдели дети, и, благовоспитанно поклонившись Кан Гуанлину, хором протянули:

— Мы готовы к уроку, старший.

— Если один из этих малолетних разбойников когда-нибудь встанет во главе секты, ее ждут неминуемый крах и впадение в ничтожество, — устало пробормотал Су Синхэ, глядя вслед своему ученику, уводящему детей.

— Думаю, тут ты ошибаешься, Синхэ, — с расслабленной улыбкой проговорил Уя-цзы. — С ними, будущее секты Сяояо — в надежных руках.

Конец

Примечания

[1] В данном случае, имя «Чоу» означает «месть», или «обида».

[2] В Китае, свинья считается символом плодородия.