компанией ходили куда-то поесть до отвала. Мы ж, когда в порту — «сидим на пробуждалках», так что стараемся не пропускать ни минуты. В таком состоянии, у нас нет необходимости в сне. По правде говоря, такие бодрствования, нужны только в чрезвычайных обстоятельствах, но увы… так делает каждый здесь.

У Мариса чуть не вырвался короткий смешок, и он надеялся, что она этого не заметила. Затем серьезно произнес:

— Ты бы не шутила с такими вещами. Они [«пробуждалки»] могут добить тебя.

— Да ну, все нормально, не волнуйся.

Она поиграла с бокалом, раздраженная и внезапно опять почувствовавшая себя неловко перед Стариком.

«Да к чертям все это, разве это имеет какое-то значение…»

Она кинула взгляд на дверь.

— Бренди! Ага, ты здесь! — с восклицанием радости вошла ее команда. — Солдат, ты просто обязан с нами попозже посидеть, выпить и пообщаться, но извини, сейчас мы ее украдем у тебя.

Марис сместил взгляд с Бренди: на смуглое лицо, карие глаза и седые как соль волосы Харкане — лучшая подруга Мактавы, из команды «Кто ж Ее Добился — 709». Время соткало глубокие сети понимания вокруг ее глаз; она была одной из давних-предавних его посетительниц. Даже манера ее речи, теперь звучала для него странно, она зарделась:

— Ах, Солдат, ты заставляешь меня ощущать себя молодой, всегда и вечно… Ну же, сестренка, пошли, присоединяйся к своей семье. Солдат, делись уж ей.

Бренди залпом допила вино; она загромыхала ботинками, когда спрыгнула с барного стула.

— Благодарю за выпивку, — она искренне улыбнулась, но всего лишь на полсекунды. — Полагаю… скоро увидимся… Солдат.

Так и ушла — скованно, но с благодарностью.

Марис полировал агатовую стойку, не обращая внимания на ее разочарованное лицо. Потом смотрел ей вслед, наблюдая как она уходит с самодовольным черноглазым Хвостом, в бархатных брюках до колен. 

За дверным проемом, желто-зеленые сумерки просачивались в бухту. Ранняя публика с наступлением ночи, начинала кучковаться.

— Здравств… Марис?..

Его встретило осунувшееся лицо, с оттенком серебра, но потускневшее до свинцового оттенка; тонкие руки, сжатые в кулачки — дрожали, сотрясали воздух.

— Бренди…

— У тебя есть что-нибудь от расстройства желудка? — она ожидала смеха от него.

— Ага, встряхнулась значит, да? — но он не рассмеялся.

Она кивнула и ответила:

— Ты был прав, касательно бодрствующих таблеток. Меня от них тошнит. Я вымоталась, но продолжила их принимать…

Ее руки забарабанили по столешнице барной стойки.

— И это было довольно глупо, так и есть.

Солдат налил ей стакан воды, наблюдая как она пытается напиться, затем нажал кнопку по стойкой и произнес:

— Послушай, я только что вызвал машину, чтобы подвезти тебя; я хочу, чтобы ты поехала ко мне и легла спать.

— Но…

— Я буду дома через несколько часов. Поспи немного, и тогда с тобой все будет в порядке, согласна? Это ключ от моего дверного замка.

Марис, написав крупные цифры на салфетке, напутствовал:

— Только не потеряй, хорошо?

Она кивнула, выпила, сунула салфетку в рукав. Выпила еще, расплескала…

— Губы онемели, — она попыталась рассмеяться, затем подняв дрожащую руку произнесла:

— Я… я не потеряю…

За дверью, переливались глубокие золотые краски, солнечный свет играл на металле.

— Машина прибыла.

— Спасибо Марис, — она как-то вымученно, но все-же ласково улыбнулась и вышла.

Когда Марис прибыл домой, она все еще спала, тихонько похрапывая в спальне, завернувшись в кучу скомканных одеял. Он бесшумно вышел из комнаты, боясь потревожить ее, и уселся в кожаное кресло. Его окутала необычная и неловкая умиротворенность — он задремал, пока навстречу утру плыла по темному небу, освещенная звездами мгла.

— Марис, почему ты меня не разбудил? Всю ночь спать в кресле, то еще удовольствие, разве не так? Она стояла перед ним, борясь с полотенцем: глаза, опухшие от сна, волосы после душа, развеваются мокрыми прядями. Под ногами, на плетенном коврике, образовались маленькие лужицы.

— Да это не так важно. Мне не требуется много сна.

— Это то, о чем я и рассказывала только тебе.

— Да не, я серьезно. Мне достаточно трех часов для сна. Однако тебе в любом случае необходим отдых.

— Да знаю… вот зараза… — она сдалась, и обернула полотенце вокруг головы. — Марис, ты отличный парень.

— Ты и сама ничего.

Она покраснела и промолвила:

— Ну я рада, что одобряешь. Фу блин, твой ковер! Я его весь намочила… — И исчезла в спальне.

Он лениво потянулся, затем уставился на потолочные балки, бронзовые от раннего солнечного света, затем едва вздохнув произнес:

— Позавтракать не желаешь?

— Еще как, голод зверский! Ой, подожди секунду… — снова показалась мокрая голова, — давай я приготовлю, хорошо? В общем сиди и ожидай.

Он и сидел, наблюдая, как видение в серебристо-голубом космическом костюме, обшаривает его шкафы.

— Да не особо-то чего у тебя и есть.

— Согласен, — он смахнул крошки со стола. — Я ем завтраки быстрого приготовления и замороженные обеды; ненавижу готовить.

Бренди скорчила гримасу и пробормотала:

— Ну да, через полвека они становятся довольно старыми… на Оро они были лет пятьдесят и с виду лучше они не стали.

Она что-то сунула в духовку.

— Прости, я глупо себя вела.

— Ты, о чем?

— О… о ста годах. Похоже это напугало меня. Я вела себя как стерва.

— Чего-то не помню такого.

— Вела-вела! Знаю, что вела, — она нахмурилась.

— Ну ладно, вела… тогда прощаю тебя. А когда мы будем есть?..

Сидя бок о бок — поели.

Марис одобрительно поскреб тарелку и произнес:

— Сдается мне, что приготовление пищи: странное хобби космонавта. — И когда тебе удается готовить на корабле?

— Никогда. Вся пища уже подготовлена и обработана. Даже сейчас мне сложно что-либо и где-либо заниматься стряпней. Полагаю, что на самом деле — это уже не увлечение. Научилась этому я у отца — он любил кашеварить…

Она закрыла глаза и вздохнула.

— У тебя нет мамы?

— Есть… она удивилась вопросу, — просто готовить ей не нравится.

— Размораживать обеды, ей бы тоже не понравилось, — он почесал нос.

— Каличо — это мой дом. Он находится в семи световых годах вверх по кубу от этого угла Четырехугольника. Это… довольно милое место. Энтака назвал бы его «чистым и полезным» для здоровья. Там много места, как в космосе; это помогает. Мои родители — равнодушные и не очень богатые, но между собой они ладят. У них ферма, и они всегда трудятся вместе.

Бренди отломила еще кусочек хлеба.

— А как они отнеслись к твоему выбору стать космонавтом?

— Родители никогда не