заговорщицким тоном произнесла, — а сегодня двоих выписали с диагнозом, как у вас, но там случаи совсем тяжёлые были. Так что скоро сами пойдёте сиренью дышать.

Крепыш мечтательно вздохнул, а медсестра лёгкой походкой упорхнула к соседней койке, где расположился на подвесных механизмах, перебинтованный, словно мумия, пожилой десантник. Сделав ему укол, практикантка шёпотом сообщила:

— Свечки поставила. Не переживайте, — и более громко заявила, — доктор ваши снимки утром смотрел, очень радовался, восстановление идёт, как надо.

Она повернулась к третьему пациенту:

— А вас ждут приятные сюрпризы. Один большой и два поменьше.

Молодой человек с нечёсаной бородой вытянул шею. — Что-что?

— На прогулку повезу, всё сами увидите.

— Опять на рентген, а потом ещё куда-нибудь анализы сдавать? Так себе сюрпризы… — вяло отозвался бородач.

— Не угадали.

Мужчина стал интенсивно приглаживать бороду:

— Мои? Мои приехали?

— Да! Прямо в цель! Но им надо подождать. После обхода доктора я вас провожу.

Медсестра закончила процедуру, и перешла к седоватому мужчине с изрядно отросшим «ёжиком»:

— У меня для вас кое-что есть, — она протянула упаковку аскорбинки в таблетках, — доктор запретил сладкое, а это можно, только по чуть-чуть, договорились?

Мужчина помедлив, кивнул и заговорщически улыбнулся.

Практикантка, закончив визит, удалилась. С минуту пациенты молчали. А потом голубоглазый крепыш напомнил тему спора:

— Война — это всё-таки мужское дело. Там сила физическая нужна. Потому отбирать толковые кадры нужно и по мышечной массе. А женщинам там совсем не место.

Десантник издал хриплый звук и, откашлявшись, проговорил:

— Не, браток. Я теперь ещё больше убеждён в том, что в бою от любого польза будет. Пусть хоть хромой идёт в армию, лишь бы по зову сердца.

— И что же тебя доубедило? — поинтересовался крепыш.

— Меня же ефрейтор спасла. Меня и ещё одиннадцать десантников. Ползала под плотным огнём противника и неотложку всем оказывала. Потом на себе с поля боя вытащила в безопасное место. А когда стихло, нашла способ эвакуировать всю группу. Мы все ей жизнями обязаны. В тот день она ещё четырехлетнего мальчишку спасла. Машину мирян боевики из крупнокалиберного обстреляли.

Бородач, продолжая прихорашиваться, закивал:

— У нас тоже ефрейтор знатная. Сама тростинка, а шесть раненых мужиков под миномётным обстрелом собрала, загрузила в санитарный автомобиль и в полевой медотряд доставила.

Крепыш ругнулся и отчеканил:

— М-да слышал я про такое и сам видел. Брат рассказывал. Фельдшер, молодая девчонка, прапорщик. Собрала раненных. А неонацисты жахнули по санмашине. Снаряд совсем рядом взорвался. Все укрылись, а он тяжелораненый даже двинуться не может. Слышит только «Бабах!» и понимает: конец ему. А тут эта прапорщик, как кошка, прыг и накрыла собой. Спасла, а сама осколок выхватила. И так с осколочным ранением потом всех в госпиталь. Все пацаны выжили. А в нашей мотострелковой старшина два десятка раненых военнослужащих как-то за один бой вынесла. Маскировала, а потом в медотряд эвакуировала. И откуда только силы взялись?

Воцарилась тишина. Из приоткрытого окна доносился шелест листвы тополей. Каждый думал о своём. Но тут подал голос, по обыкновению, сохранявший молчание седовласый, озвучив финал спора:

— Они выполняют боевые задачи, как и все мы… Но только бьются, как матери. Через них в этот мир жизнь приходит… Все мы для них дети.

Иваныч

Пробравшись сквозь скованный снежными объятиями двор, седовласый мужчина в камуфляже с объёмным рюкзаком на спине, взялся за лопату и стал расчищать крыльцо низенького дома, спрятавшегося позади двухэтажки, в которой зияли провалы от артобстрелов.

Дверь скрипнула, показалась сгорбленная старушка в пуховом платке.

— Надежда Фёдоровна, зачем встали?

— Услыхала, что кто-то пришёл. Как гостя не встретить?

— А если б мародёры какие?

— Так летом ВСУшников как русская армия выгнала, так больше мародёров и не было. Я и не запираю с тех пор. Да и сюда, кроме тебя, никто не ходит. Сам знаешь, моя единственная сестра давно в России живёт, всё зовёт к себе, а я родину не брошу. Тут на погосте все мои дети и внуки лежат. Я и за могилками присмотрю. Ну, пойдём, пойдём, слышишь, чайник на печке зовёт. Отдохни малёк. Ещё успеешь по морозу набегаться.

Отказаться от приглашения, означало обидеть, и Дмитрию Ивановичу пришлось согласиться. Протиснувшись через заставленный баклажками с водой коридорчик, они вошли в гостиную, где на самодельной «буржуйке» у окна с одеялом вместо штор свистел чайник.

Разлив горячий чай по кружкам, Надежда Фёдоровна стала расспрашивать:

— И как оно тебе Дмитрий Иванович работается, ты же теперь начальник?

Мужчина отмахнулся:

— Да какой я начальник, одно название. Жигулёнок бы какой отыскать. «Газель» конторская то и дело барахлит, капремонта требует. Ещё нужны дрели, перфораторы, генераторы… Без всего этого кашу из топора варить приходится.

В глазах старушки заиграли лукавинки:

— А «отказачить» нельзя?

Дмитрий Иванович с лисьим прищуром осведомился:

— У кого «отказачить»? У вас что ли? — он махнул рукой, — ушлые националисты начисто подчистили, да весь жилой сектор «лепестками»* забросали.

При упоминании о минах, нижняя губа женщины затряслась:

— Что думаешь, скоро город восстановят?

Гость тяжело вздохнул:

— В центре дефектовка водопровода, энергосетей и других коммуникаций произведена. Ремонтные бригады работают не останавливаясь. Частично уже что-то удалось восстановить. И к нам на периферию однажды доберутся…

— А дома́? Людям будет куда возвращаться?

— Будет. Но честно скажу нескоро. Из восьми сотен многоквартирных зданий повреждено семь с половиной. Больше половины восстановлению не подлежат. Заново строить придётся, — он поставил кружку, — благодарствую, мне уж бежать пора, так что давайте быстро всё излагайте. Свечи есть?

— Есть, конечно. Сколько мне надо? Солнышко спать — и я за ним ложусь.

— Что ещё?

Старушка пожала плечами:

— Всё есть вроде.

— Так, дрова уже глянул. Через два дня Коля придёт, поколет. Гуманитарка прибыла, девчонки сейчас всё расфасовывают. Так что продукты и стиральный порошок на следующей неделе доставим. А пенсию завтра с бухгалтером завезём, ждите. Какие ещё требы?

— Да какие требы? Дима, когда война кончится? Мы же так хорошо жили до всех этих всех майданов… Ты такие праздники нам делал, а спектакли какие замечательные ставил… До сих пор вспоминаю.

— Скоро закончится. Наши ребята