спустя.

Я сидел на больничной койке и смотрел в одну точку на стене, а за моей спиной стонал от боли какой-то мужик, привезённый в палату десять минут назад.

Свободная от иглы капельницы рука поднялась к лицу и почесала между вторым и зарождающимся третьим подбородком.

В голове же помимо своих и чужих воспоминаний о прожитых жизнях, крутилась фраза сумасшедшей бабы, что затмевала всё. Как её там? Эра. Богиня чего-то и кого-то.

— «Как вселишься в тушку в новом мире, не будь идиотом, а то опять в психушку угодишь дорогуша. И помни про уговор».

— Скотина ты Эра, а не богиня. — Протянул я одними губами, всё, смотря в одну точку, и в этот момент перед глазами появилась неведомая хрень, напоминающая прямоугольный экран.

Система — божественный помощник «Источник знаний» готова к работе.

Желаете ознакомиться с собранной информацией?

Мой потерянный взгляд не поменялся, а на лице не было и тени нового удивления.

— Сгинь нечистая. — Выдохнул я, смотря через табло всё в ту же выбранную точку на стене.

Табло исчезло, а я всё пялил в стену, сидя на больничной койке с опущенными на пол ногами.

— Алекс? Алекс, ты как? — Раздался со стороны двери взволнованный запыхавшийся женский голос, а через секунду передо мной появилась огромная грудь, а мои щёки сжали тёплые женские ладони, что задрали мою толстую, как у откормленной свиньи голову вверх. — Алекс? Алекс, тебе плохо? Где болит?

Я моргнул и уставился в лицо красивой женщине, что на вид было чуть больше тридцати.

На лицо женщины, что склонилась надо мной, держа меня за огромные щёки, падали пышные волосы цвета каштана. Одета Арина, так звали эту женщину, спасибо памяти Алекса, была в строгую блузку и стогую офисную юбку бежевого цвета.

Арина была очень красивой женщиной, но сейчас её красота ушла на второй план, уступив место взволнованности и явно затяжному испугу.

— Плохо? — еле ворочал я губами, на которые залезали щёки от сжатия их ручками Арины. — Можно и так сказать.

В этот момент в общую палату вошёл врач и Арина, выпустив лицо из весьма такой мощной хватки, пошла, беседовать с этим дядькой, а я так и остался сидеть и смотреть в стену.

Через какое-то время Арина вновь предстала передо мной и, так как я сидел на кровати, первое, что я увидел это её большущую грудь.

— Алекс, врач сказал, что тебя нет смысла держать здесь. Я вещи захватила. Переоденься и поехали. Хочешь, в фастфуд заедем по дороге. Купим крылышек, картошки, лимонада? — Протянула женщина мне пузатый пакет.

Я протянул мясистую руку, что могла весить килограмм тридцать и, взялся пальцами-сардельками за огромный пакет.

— Спасибо. Откажусь. — Пытался я прийти в себя и взять себя в руки.

— Что? Точно не хочешь? Можем на дом заказать. — Со смесью удивления и страха смотрела на меня Арина.

— Вообще, не хочу. Может, в другой раз. — Держал я в руке пакет, начиная вставать, после того, как мне отсоединила капельницу, пришедшая с врачом медсестра.

Сотрудники госпиталя вышли из палаты, а я поплёлся за ширмочку, что вряд ли могла меня полностью скрыть от глаз.

— Тебе помочь? — Послышалось мне в спину предложение Арины.

— Нет. Спасибо.

Зайдя за ширму, я стащил с себя больничную то ли сорочку, то ли халат, что был огромным, и мог, наверное, укрыть большую часть средненькой машины и посмотрел на своё огромедное брюхо, за которым не было видно моего теперь уже младшего меня. Да что его. Колен не было видать.

— Твою мать. Тебя что на выставку жиробасов откармливали, что ли? — Вытаскивал я из пакета вещи, что могли служить чехлами для больших таких вещей. — Я стою-то минуту, а уже уставать начал и потеть. Эра, я ненавижу тебя.

— Точно помощь не нужна? — Арина встала перед ширмой и заглянула за неё.

Я дёрнулся и по телу пошло жировое цунами, хотел бы сказать, что прикрыл хозяйство, но прикрыл я живот, что прикрыл хозяйство.

— Ты чего? Алекс. — Арина удивлённо посмотрела на меня голого.

Я моргнул и произнёс, всё ещё держа руки на брюхе:

— Ничего. Я сам.

Лицо Арины исчезло, а я, взяв в руки огромные, словно парашют семейные труселя на которых мне улыбались мультяшные звёздочки, попытался их надеть.

С первого раза не вышло. Я был настолько толстый, что не мог нормально наклониться или подтянуть к себе ногу. Мешало буквально всё.

Зло, сжимая зубы и цедя чуть слышные ругательства, я всё же справился, только когда облокотился на стену и в первый раз увидел маленького себя. Хотя мини я, был и весьма и маленьких размеров.

Следом за трусами, я, тяжело дыша, кое-как надел огромные джинсы и подтяжки, что были почему-то уже пристёгнуты к штанам, а после и плотную майку чёрного цвета, что пахла кондиционером для белья и слегка жареной картошкой. Видно, даже стирка не могла вытравить из одежды Алекса едкий запах фастфуда.

Одевание заняло у меня чуть меньше десяти минут и принесло мне усталость и симптомы отдышки.

Проведя руками по майке расправляя ткань, я почувствовал ладонью нашивку слева в области груди.

Кое-как опустив голову, я помог себе руками, оттягивая ткань, увидел рисунок. Скрещённые серп и коса, а посередине где древки перекрещивались облако, то ли дыма, толи ещё чего, а наискосок рисунок перечёркивала чёрная толстая линия.

Память Алекса любезно подсказала, что это за такое.

Рисунок — это родовой аристократический герб рода Тумановых, коем являлся Алекс, а теперь уже я. А чёрная линия говорила, что парень хоть и аристократ, но род больше не имеет статуса и аристократическим родом как таковым не является.

— Алекс, ты всё? — Лицо Арины вновь появилось из-за ширмы и, сбила меня с мыслей о том, что я теперь до кучи ещё и не до аристократ.

— Да, — провёл я рукой по груди в области герба и шагнул к женщине.

В вестибюль огромного госпиталя мы пришли только минут через двадцать, хотя всего-то надо было пройти больничный коридор и спустится на лифте на первый этаж. А всё это потому, что я ходить быстро не мог, да и уставал быстро, от чего начинал потеть едким таким потом, словно это был не пот, а луковая настойка с добавлением нашатыря.

Арина, что-то болтала, о том, что сказал ей врач и какое лечение рекомендовал, а я, тяжело дыша и переваливаясь с ноги на ногу, думал над своей участью в теле жиробаса.

Если б Яков увидел меня таким, то в лучшем случае поседел бы до глубины яиц, а потом бы меня ждал ад и море клетчатки.

В голове же пока была каша. Мои и чужие воспоминания создавали неразбериху, а чужая память работала пока что только на явные знакомые раздражители, как Арина и герб рода.

Хотя чем больше проходило времени, тем больше упорядочивались мысли в