Litvek - онлайн библиотека >> Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк >> Историческая проза >> Городская сестра >> страница 3
потом Николаевскую, где жила сейчас "у генерала", как называла своего барина, коммерции советника Ахметышева. Он по-генеральски уже давно шаркал одной ножкой, пришепетывал и отпустил на родину со строгим наказом.    -- У тебя красивая сестренка подросла... Если привезешь -- не обижу. Знаешь мой характер? Мне и жить-то недолго осталось. Куплю тебе домик на Петербургской стороне, и живите с сестрой да не поминайте старика лихом.    "Генерал", действительно, был добрый и даже предлагал подарок "сестре", золотые часики, но Авдотья Ивановна наотрез отказалась. Куда Степаниде такие часы, когда она и ступить по-настоящему не умеет. Еще засмеют свои же в деревне... Да и имя такое глупое: Степанида. Авдотья Ивановна решила, что в Питере она будет называть сестру Франциской. Это имя ей почему-то очень правилось. Разве можно сравнить со Степанидой! Авдотья Ивановна не думала о том, что имела в виду продать сестру, а только мечтала о своем домике на Петербургской стороне. Только бы вытащить ее из деревенской грязи, а в Питере никому дела нет, кто она такая и чем занимается. Будет дом да хорошее приданое, так и замуж выйдет за хорошаго человека. Мысль, что Степанида могла в Горушках сделаться женой сапожника или фабричнаго, приводила Авдотью Ивановну в отчаяние.    -- Ступай ты скорее, ради Бога,-- торопила она извозчика, точно Степанида могла выйти замуж, пока они тащились от лесопильнаго завода.    Поле кончилось. Вдали мелькнул первый огонек, и смутно проявился в вечерней мгле силуэт церкви. Авдотья Ивановна припоминала каждый вершок родной земли и только удивлялась, что за десять лет, как она уехала, в Горушках не прибавилось ни одного новаго дома. Когда она обяснила, куда ей нужно ехать, извозчик проговорил:    -- К Маркычу?    -- Ты его знаешь?    -- А как же не знать, когда я и сам из Горушек. Хороший сапожник Маркыч, можно сказать, на все руки сапожник. Прежде-то вином зашибался, а нынче шабаш, трекнулся и ни капли. Вот он какой у нас, значит, Маркыч... Ни-ни!..    Странно, что родную избушку Авдотья Ивановна не узнала и даже заспорила с извозчиком, что он не туда ее привез.    -- Она самая,-- уверял извозчик.    В избушке горел огонь, хотя через отпотевшее окно и нельзя было ничего разсмотреть. Появление извозчика в такую, по-деревенски, позднюю пору привлекло прежде всего, конечно, горячее внимание деревенских собак, которыя обступили извозчичью пролетку со всех сторон и неистово лаяли на Авдотью Ивановну, которая не решалась сойти. На этот лай у соседних ворот показалась какая-то темная фигура. Это была соседка, кривая Фимушка. Она подбежала к извозчику и палкой разогнала лаявших собак.    -- Вам кого, барыня?-- спрашивала она, напрасно стараясь разсмотреть лицо таинственной гостьи.    -- А нам Марк ча...-- ответил извозчик.    На лай выскочил Петька, босой, без шапки и в одной рубахе.    -- Вы меня проведите,-- обратилась к нему Авдотья Ивановна с городской вежливостью.-- Вот чемоданчик.    К освещенному окну прильнули носами физиономии Анисьи и Степаниды. Когда Петька потащил чемодан в избу, кривая Фимушка сразу сообразила, что приехала питерская Дунька, и стремглав бросилась к куме Ѳедосье.    Когда Авдотья Ивановна вошла в родную избу, ея никто не узнал, кроме Степаниды, которая догадалась по своему разговору с Константином. Маркыч поднялся со своего сапожничьяго стула и смотрел на гостью непонимающими глазами. Степанида шепнула матери, кто такая гостья, и Анисья с причитаниями и слезами бросилась к дочери.    -- Голубушка ты моя... Не чаяли, не гадали, а Господь радость и прислал... Дунюшка, милая...    Маркыч тоже догадался, в чем дело, сел да свой кожаный стул и принялся за работу, точно в избу вошла кошка.    -- Батя...-- нерешительно проговорила Авдотья Ивановна, делая шаг вперед.-- Батя...    Маркыч посмотрел на нее какими-то стеклянными глазами и ответил, указывая сначала на образ в углу, а потом на дверь;    -- Вот тебе Бог, а вот тебе и порог!..    Старуха Анисья громко завыла и бросилась к мужу в ноги. Авдотья Ивановна стояла посреди избы бледная, как полотно.   

III.

   Маркыч оттолкнул ногой валявшуюся на полу жену, вскочил и но сбоям голосом зарычал:    -- Зачем тебя принесло-то сюда?.. А? Зачем хвост свой подкидываешь?.. А? Кто Коскентина даве подсылал? А мы вот, деревенские дураки, ничего и не понимаем... Напялила шляпку и думаешь, что барыня?!..    Он неожиданно подскочил и сорвал с Авдотьи Ивановны шляпу. Проявление родительскаго гнева возмутило Аписью, и она вырвала из рук мужа несчастную шляпу.    -- Да ты никак и совсем очумел?!.. Ведь за шляпку-то деньги плачены... Другой бы отец вот как радовался, а ты поднял драку...    -- Маменька, оставьте,-- вступилась Авдотья Ивановна, отстраняя мать.-- Я сама лучше поговорю с батей... Петя, открой-ка чемодан. Вот тебе ключик...    Маркыч сел на свой стул и начал смотреть, как Петька неумело развязывал ремни у чемодана.    -- Ну-ка, ты, Петька, давай чемодан-то сюды,-- проговорил он совершенно другим голосом.-- Ничего ты, Петька, не понимаешь... Сколько дала за чемодан-то?    -- Не помню хорошенько... Кажется -- восемь рублей.    -- Ну, кожа-то неважная, и шитье тоже... За восемь-то целковых можно бы вот какой чемоданище сварганить, чертям тошно...    Раскрытый чемодан лежал на столе, и Авдотья Ивановна торжественно принялась раздавать подарки. Отдельный сверток достался и Маркычу. Он улыбнулся, ощупав через бумагу бутылку. Вот хитрая девка, что придумала-то! Кроме бутылки, в свертке оказалось два фунта колбасы. Маркыч очень "уважал" колбасу и только покачал головой. Ну, и девка, прямо, можно сказать, убила человека вот этой самой колбасой... Анисья покосилась на бутылку, но Авдотья Ивановна ее предупредила:    -- Это, маменька, не простая водка, а дорогая. Все господа ее пьют и никогда пьяными не бывают...    -- Н-но-о?!-- радостно удивлялся Маркыч, просматривая дорогую водку на свет.-- Совсем, значит, непьяная водка? Оказия...    Анисье досталась большая шерстяная шаль, Степаниде шерстяная материя на целое платье, Петьке новый пиджак табачнаго цвета, и т. д. Конечно, был и чай, и кофе, и сахар, и леденцы, и орехи. Все сразу оживились. Анисья накинула на плечи шаль и смотрелась в осколок зеркала на стене; Петька напялил на себя пиджак; Степанида прикидывала материю,-- оказалось, что Анисья всю жизнь мечтала иметь такую шаль, Петька мечтал о таком именно пиджаке, а Степанида даже во сне видела именно вот такую веселенькую материю. Маркыч в это время успел раскупорить бутылку и налить рюмку дорогой питерской водки, но в момент, когда он ее поднес ко рту, растворилась изба и показалась кривая Фимушка и кума Ѳедосья. Оне не вошли в избу, а как-то втиснулись, придавив в двзрях одна другую.    -- Здравствуйте, Иван Маркыч и