Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович

Д. МАМИН-СИБИРЯК ПОЛНОЕ СОБРАНиЕ СОЧИНЕНиЙ ТОМ ВОСЬМОЙ ИЗДАНиЕ Т-ва А. Ф. МАРКС # ПЕТРОГРАД 1916

ГОРОДСКАЯ СЕСТРА.

I.

   Сапожник Маркыч страдал головными болями, особенно по утрам. Он вставал всегда мрачный и недовольный, молча пил чай, тяжело вздыхал и кого-нибудь ругал. Прежде он сильно попивал, а в последние годы "ничего не принимал", на том основании, что сколько ни пей, а всей водки не выпьешь. Благодаря трезвому поведению, семья жила исправно, хотя заработки Маркыча, из-за конкуренции других сапожников, и понижались с каждым годом.    -- И куда только деньги девались,-- удивлялся Маркыч, почесывая в затылке.-- Вот тоже взять рыбу: прежде сколько этой самой рыбы было в Волге, а теперь вся перевелась. А куда деваться рыбе? Кажется, уж что может быть хуже рака, а и тот ушел... Нет рака... и конец делу. Не согласен жить в Волге и весь передох, до последняго... А где прежний покупатель? Тоже перевелся, точно все перестали носить сапоги.    Особенно делался Маркыч мрачным в серые осенние дни, как сегодня. Прежде и солнышка было гораздо больше, и люди были добрее невпример, и даже сапожная кожа была лучше.    Семья Маркыча была небольшая: сам с женой, подросток-сын Петька да дочь Степанида, девушка уже на возрасте. Была еще дочь, Авдотья, да только давно отбилась от дому и проживала в Питере у тетки Лизаветы. Петька помогал работать отцу, а Степанида ходила работать на льняную фабрику. В общем все трое зарабатывали порядочно, и семья сводила концы с концами. Большим подспорьем были городские подарки, которые время от времени присылала Авдотья -- и одежей, и деньгами, и чаем с сахаром. Откуда брала Авдотья деньги -- Маркыч старался не думать. Где же и деньгам быть, как не в Питере. Все оне там скопились, как вода в озере. У себя, в сельце Горушках, давно позабыли, какия и деньги бывают на белом свете. Одной рукой получил, другой отдал -- вот и весь капитал.    Было уже около одиннадцати часов. Старуха Анисья в это время подавала обед, а сегодня замешкалась, поджидая с фабрики Степаниду. Маркыч уже спрашивал раза два, скоро ли обед...    -- Успеешь,-- спокойно отвечала Анисья.-- Обедать -- не блох ловить... Куда торопиться-то?..    Маркыч хотел окончательно разсердиться; именно в это время вошел в избу Константин, средних лет, сгорбленный и худой мужчина, одетый по-городскому. Он служил в трактире "с проезжающими номерами", под названием "Бережок".    -- Маркычу сорок одно,-- поздоровался Константин.    -- Здравствуй,-- довольно сухо ответил Маркыч.    Константин сел на лавку и начал, не торопись, развязывать какой-то узелок. В узелке оказалась пара штиблет, требовавшая особаго внимания Маркыча.    -- Прихворнули у меня щиблеты малым делом,-- проговорил Константин, подавая их Маркычу.-- Ежели бы, напримерно, подметки подкинуть, каблуки подбить -- в лучшем бы виде...    Маркыч долго разсматривал принесенную работу, моргал глазами, чмокал и только потом ответил.    -- А у вас в городу, Коскентин, не стало сапожников?    -- Как не стало!.. А только мне дело вышло, по пути... Тетка у меня в Горушках, засылку мне сделала, что нездорова, ну, оно и вышло по пути...    Стоявшая у печи с ухватом Анисья отнеслась к обяснению Константина очень подозрительно. Что-то как будто и неладно: от города до Горушек четыре версты, и тащить сюда починку уже совсем не рука. Да и сам Константин, замотавшийся мужичонка, не пользовался в Горушках особенным доверием, хотя и сам был горушкинский.    -- Делать вам нечего, услужающим,-- ворчала Анисья.-- Вот и придумал тетку...    -- Ну, уж это вы, Анисья Петровна, "ах, оставьте!" -- с трактирным жаргоном ответил Константин, раскуривая папиросу.-- Что касается тетки, так это завсегда с нашим полным уважением, потому как сродственница и при этом помирает третий год... А вот что нам, услужающим, делать нечего, так это вы даже совсем напрасно. По видимости, легче и нет нашей работы: взмахнул салфеткой, принес то да другое -- и все тут. А того никто не подумает, что я с салфеткой-то с шести часов утра до двенадцати часов ночи, как маятник, хожу. Дела не делаешь в другой раз, а стой, как идол... А дух какой в трактирном заведении? Не прочихаешься... И все на ногах день денской, как журавль, стоишь. еда, так и та на ходу, в том роде, как украл да сел. Это ведь со стороны все легко кажется... Так ты, Маркыч, того, выправь щиблеты, а я на неделе как-нибудь заверну.    Когда Константин вышел, Маркыч долго вертел в руках его штиблеты, а потом с презрением швырнул их в угол.    -- Зебра полосатая!-- обругался он.    -- Не спроста он навострил к нам лыжи,-- поддакивала Анисья, гремя ухватами.-- Не таковский человек.    -- В шею его надо было прогнать,-- соображал Маркыч после времени.-- А я еще с ним разговариваю, с полосатым чортом!.. Давай, Анисья, обедать, коли на то пошло... Степанида отдельно поест, коли не знает своего времени. У нас не трактир, чтобы каждому фицианты услужающие подавали...    Выйдя из избушки Маркыча, трактирный человек Константин несколько времени стоял за воротами. Сеял мелкий осенний дождь. На избитой ухабами дороге, которая вела в город, стояли лужи грязной воды. Пешеходы пробирались окольными тропами по картофельным огородам и оголенному жнивью. Константин не пошел городской дорогой, а свернул налево, где была пробита торная тропа к фабрике. Он издали заметил разрозненныя группы девушек и парней, которые шли в Горушки к обеду по этой фабричной тропе.    -- Ну и погодка!-- ворчал Константин, встряхивая головой и едва вытаскивая ноги из липкой грязи.-- Пьяному чорту на свадьбу ездит...    Возвращавшиеся с фабрики парни и девушки, в свою очередь, заметили Константина и встретили его шутками.    -- Опоздал, Константин, на работу к нам.    -- Он идет обедать к управляющему немцу.    Константин не счел нужным отвечать фабричным зубоскалам, а остановил Степаниду, дочь Маркыча, свежую и красивую девушку в красном платке на голове.    -- Надо мне тебе, Степа, одно словечко сказать...    Девушка немного смутилась и подошла. Их окружили другие, но Константин без церемонии всех прогнал.    -- Идите своей дорогой, зубоскалы!.. Не до вас...    Когда все отошли, Константин озабоченно проговорил:    -- А я от Авдотьи Ивановны, Степа...    -- От Дуни? Она здесь?!..-- тихо вскрикнула девушка.    -- Здесь, у нас... в проезжающих номерах. Безпременно наказывала, чтобы ты пришла завтра утром. Сама-то она боится показаться отцу на глаза, ну, и подослала меня, значит, чтобы шито и крыто... Утром-то ты будто на фабрику, а сама к нам...    -- На перевозе увидят свои деревенские...    -- А ты найми кривого солдата, чтобы он на лодке через Волгу перемахнул... Поняла?.. Никто и не увидит...    --