- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (15) »
мужичочки
медовухой заткнули дышло,
вот тут-то дух богатырский и вышел
из нашей дружины.
Эх вы, былинные!
Развалились и лежат,
в ладоши хлопать не хотят.
Лежит и Михайло Потык, но глаз у него приоткрыт, да думу думат голова: — Что за нечисть нас взяла?
А дева Ольга-краса в каждую руку взяла по одному богатырю и тянет к баньке, да в трубу запихивает, старается.
Потык хотел было не маяться, а встать на ноженьки. Не смог, от усилия аж взмок. Нет, не получается.
Девка к нему приближается, берёт за леву ноженьку, волочёт к пороженьку и бросает прямо в печь.
— Ух и смердит же человек! — страшным голосом Ольга ругается, в бабу Ягу превращается и на палец кривой надевает колечко.
Ёкнуло у Настасьи сердечко, ей привиделось нечто страшное: муж в огне, а кольцо украдено злющей бабкой лесною.
Настасья кличет молодого зачарованного соколка, и просит у птицы она: — Ты лети, мой сокол ясный, в беде лютой муж прекрасный. Ты лети, спеши, спеши, потуши огонь в печи да колечко верни обручальное.
Покружился сокол, в дорогу дальнюю пустился стрелы быстрее!
И пока он летит, немеют рученьки у Михайло свет Потыка, горит рубаха — печь в жар пошла! Поднатужился былинный богатырь, заревел, как хан Батый, да согнул свои ноженьки длинные и разогнул в печурке аршинные. Затрещала печь, ходуном пошла.
Тут нелёгкая птичку принесла. Глянул сокол, тако дело, в рот водицы набрал смело ни много ни мало, а бочечку стопудовую — бабки Ёжкину воду столовую. Подлетел к баньке да вылил в трубу всю до капли воду ту.
Потухла печка, погас огонь, вывалились богатырешки вон: выкатились и лежат, подниматься по-прежнему не хотят.
А баба старая Яга от расстройства стала зла: нет у ней силы — истратила, на воинов всю потратила. Плюнула и сквозь землю-сыру провалилась, в самый тьмущий ад опустилась: пошла силу у чёрта выпрашивать.
А сокол ясный не спрашивал у Настеньки разрешения, он тоже сквозь землю и время метнулся стрелою в ад: — Наши в огне не горят! — и следом за бабушкой в самое смердово зло, в бесстрашный бой «кто кого»?
Тем временем в баньке у Ёжки не красные девы-матрёшки парятся, песни поют, а воеводушки воду пьют: сильные, могучие богатыри не в ратном бою полегли, а от яда спят вечным сном.
И мы б не узнали о том, да Потык богатырь-гора не испил он яду до дна, а поэтому пошевелился, поднялся, пошёл, расходился, раскидал злую печь на кусочки, поплакал над братьями, ночью собрался их хоронить.
— Не спеши им могилы рыть! — пташка синичка сказала и в ухо Михайлушке зашептала. — Там у бабы Яги в светлице, стоит чан, в нём живая водица; только воду ту сторожит чёрный кот, он на чане спит.
И пошёл Потык в светлую горницу, нашёл чан, на нём кот коробится — когти вывалил и шипит.
Михаил ему говорит: — Ах, ты кот-коток, шёл бы ты на лоток, мне водица нужна живая, дай-ка я её начерпаю.
А Чернушка кот-коток прищурил хитро свой глазок да говорит: «Мур-мур, мур-мур, люб мне твой Илюша Мур, и поэтому сему я отдам тебе воду, но с условием одним — Ёжку вместе победим. А как? Узнаешь позже. Бери что нам не гоже!»
Ай да набрал Потык воды, сощурив глаз (нет два, нет три), и пошёл к дружинушке своей.
— Воду в рот им, не жалей! — птичка синичка трещала. И о чудо, дружинушка оживала.
Но что же там в страшном аду? Бабка Ёжка схватила метлу и летит прямо к центру земли, туда, где огонь развели черти с чертенятами рогатыми, патлатыми.
А ясный сокол несётся вдогонку! Старушка приметила гонку да стрелой калёной помчалась. И с кем бы она ни встречалась на своём мимолётном пути, успевала всем бошки снести!
Наконец, у котла приземлилась, долго в костёр материлась да чёрта звала лохматого. И его, конечно же, матами!
Вышел чёрт да спрашивает: — Чего ты не накрашена?
Спохватилась тут Ягуся, обернулась девкой Дусей. — Так лучше? — и глаз скашивает.
— Да, вечность нас изнашивает, — бес вздохнул и лоб потёр. — Тебя чего принёс то чёрт?
Дуся льстивенько сказала: — Я без силушки осталась, дай мне силушку, дружок!
Чёрт открыл в груди замок, вынул силу и подал: — Евдокиюшке б я дал даже сердце и себя. Бери силу, вон пошла!
Дуська силушку схватила, на себя вмиг нацепила и давай расти, расти! Выросла из-под земли такой могучей, как грозная туча. И стало ей тяжко — палец распух у бедняжки, а на пальце кольцо Алешкино.
Топнула Дусенька ножками, нож достала булатный, отрезала палец и сразу в бабушку превратилась, в маленькую такую. Забилась под ракитовый кусток, потому как соколок уже клевал её в темечко. И подобрав колечко, к хозяйке полетел своей мимо лесов, мимо полей.
Ну, а бабушка Яга тихо в дом к себе пошла новые козни обдумывать, чинить баньку, подкарауливать новых русских богатырей.
А кот-коточек, котофей сбежал от бабкиных костей прямо в лес, лес, лес, лес — ловить мышей да их есть.
Вот и сокол-соколок колечко лихо доволок, опустился на окно: — Тук-тук! — в горенке темно.
Хозяйка плачет и рыдает, своего мужа поминает.
— Ты не плачь, не горюй, жена, жив, здоров твой муж! На, проверь сама, — кинул на пол соколик колечко, покатилось оно за печку.
Полезла Настя его доставать, а там блюдечко. Надо брать. Схватила девица блюдце, протёрла тряпочкой. Тут-то и показало оно Алешку. Жив, здоров, с друзьями и кошкой бредут по лесу куда-то, лошадей потеряв. Ай, ладно.
— Ах, вы сильные русские богатыри! Недалеко ль до горя, до беды? Куда путь держите, на кого рассчитываете, кому хвалу-похвальбу поёте, о чём думу думаете, почему пешие, а не конные? — старичок-лесовичок, тряся иконою, спрашивает наших пешеходов.
— Потеряли, батяня, подводу, и
Лежит и Михайло Потык, но глаз у него приоткрыт, да думу думат голова: — Что за нечисть нас взяла?
А дева Ольга-краса в каждую руку взяла по одному богатырю и тянет к баньке, да в трубу запихивает, старается.
Потык хотел было не маяться, а встать на ноженьки. Не смог, от усилия аж взмок. Нет, не получается.
Девка к нему приближается, берёт за леву ноженьку, волочёт к пороженьку и бросает прямо в печь.
— Ух и смердит же человек! — страшным голосом Ольга ругается, в бабу Ягу превращается и на палец кривой надевает колечко.
Глава 6. Настасья посылает соколика на подмогу
Ёкнуло у Настасьи сердечко, ей привиделось нечто страшное: муж в огне, а кольцо украдено злющей бабкой лесною.
Настасья кличет молодого зачарованного соколка, и просит у птицы она: — Ты лети, мой сокол ясный, в беде лютой муж прекрасный. Ты лети, спеши, спеши, потуши огонь в печи да колечко верни обручальное.
Покружился сокол, в дорогу дальнюю пустился стрелы быстрее!
И пока он летит, немеют рученьки у Михайло свет Потыка, горит рубаха — печь в жар пошла! Поднатужился былинный богатырь, заревел, как хан Батый, да согнул свои ноженьки длинные и разогнул в печурке аршинные. Затрещала печь, ходуном пошла.
Тут нелёгкая птичку принесла. Глянул сокол, тако дело, в рот водицы набрал смело ни много ни мало, а бочечку стопудовую — бабки Ёжкину воду столовую. Подлетел к баньке да вылил в трубу всю до капли воду ту.
Потухла печка, погас огонь, вывалились богатырешки вон: выкатились и лежат, подниматься по-прежнему не хотят.
А баба старая Яга от расстройства стала зла: нет у ней силы — истратила, на воинов всю потратила. Плюнула и сквозь землю-сыру провалилась, в самый тьмущий ад опустилась: пошла силу у чёрта выпрашивать.
А сокол ясный не спрашивал у Настеньки разрешения, он тоже сквозь землю и время метнулся стрелою в ад: — Наши в огне не горят! — и следом за бабушкой в самое смердово зло, в бесстрашный бой «кто кого»?
Глава 7. Михайло Потык и кот Котофей
Тем временем в баньке у Ёжки не красные девы-матрёшки парятся, песни поют, а воеводушки воду пьют: сильные, могучие богатыри не в ратном бою полегли, а от яда спят вечным сном.
И мы б не узнали о том, да Потык богатырь-гора не испил он яду до дна, а поэтому пошевелился, поднялся, пошёл, расходился, раскидал злую печь на кусочки, поплакал над братьями, ночью собрался их хоронить.
— Не спеши им могилы рыть! — пташка синичка сказала и в ухо Михайлушке зашептала. — Там у бабы Яги в светлице, стоит чан, в нём живая водица; только воду ту сторожит чёрный кот, он на чане спит.
И пошёл Потык в светлую горницу, нашёл чан, на нём кот коробится — когти вывалил и шипит.
Михаил ему говорит: — Ах, ты кот-коток, шёл бы ты на лоток, мне водица нужна живая, дай-ка я её начерпаю.
А Чернушка кот-коток прищурил хитро свой глазок да говорит: «Мур-мур, мур-мур, люб мне твой Илюша Мур, и поэтому сему я отдам тебе воду, но с условием одним — Ёжку вместе победим. А как? Узнаешь позже. Бери что нам не гоже!»
Ай да набрал Потык воды, сощурив глаз (нет два, нет три), и пошёл к дружинушке своей.
— Воду в рот им, не жалей! — птичка синичка трещала. И о чудо, дружинушка оживала.
Глава 8. Соколик и баба Яга в аду
Но что же там в страшном аду? Бабка Ёжка схватила метлу и летит прямо к центру земли, туда, где огонь развели черти с чертенятами рогатыми, патлатыми.
А ясный сокол несётся вдогонку! Старушка приметила гонку да стрелой калёной помчалась. И с кем бы она ни встречалась на своём мимолётном пути, успевала всем бошки снести!
Наконец, у котла приземлилась, долго в костёр материлась да чёрта звала лохматого. И его, конечно же, матами!
Вышел чёрт да спрашивает: — Чего ты не накрашена?
Спохватилась тут Ягуся, обернулась девкой Дусей. — Так лучше? — и глаз скашивает.
— Да, вечность нас изнашивает, — бес вздохнул и лоб потёр. — Тебя чего принёс то чёрт?
Дуся льстивенько сказала: — Я без силушки осталась, дай мне силушку, дружок!
Чёрт открыл в груди замок, вынул силу и подал: — Евдокиюшке б я дал даже сердце и себя. Бери силу, вон пошла!
Дуська силушку схватила, на себя вмиг нацепила и давай расти, расти! Выросла из-под земли такой могучей, как грозная туча. И стало ей тяжко — палец распух у бедняжки, а на пальце кольцо Алешкино.
Топнула Дусенька ножками, нож достала булатный, отрезала палец и сразу в бабушку превратилась, в маленькую такую. Забилась под ракитовый кусток, потому как соколок уже клевал её в темечко. И подобрав колечко, к хозяйке полетел своей мимо лесов, мимо полей.
Ну, а бабушка Яга тихо в дом к себе пошла новые козни обдумывать, чинить баньку, подкарауливать новых русских богатырей.
А кот-коточек, котофей сбежал от бабкиных костей прямо в лес, лес, лес, лес — ловить мышей да их есть.
Вот и сокол-соколок колечко лихо доволок, опустился на окно: — Тук-тук! — в горенке темно.
Хозяйка плачет и рыдает, своего мужа поминает.
— Ты не плачь, не горюй, жена, жив, здоров твой муж! На, проверь сама, — кинул на пол соколик колечко, покатилось оно за печку.
Полезла Настя его доставать, а там блюдечко. Надо брать. Схватила девица блюдце, протёрла тряпочкой. Тут-то и показало оно Алешку. Жив, здоров, с друзьями и кошкой бредут по лесу куда-то, лошадей потеряв. Ай, ладно.
Глава 9. Баба Яга и Илья Муромец
— Ах, вы сильные русские богатыри! Недалеко ль до горя, до беды? Куда путь держите, на кого рассчитываете, кому хвалу-похвальбу поёте, о чём думу думаете, почему пешие, а не конные? — старичок-лесовичок, тряся иконою, спрашивает наших пешеходов.
— Потеряли, батяня, подводу, и
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (15) »