за тятькой побежал,
домашним новость рассказал.
Те выслушали и бегом к бане.
Отец с матерью первые самые,
за ними кошка с собакой.
Слепая курица, однако,
догоняя всех, кудахчет:
мол, что всё бы это значит?
Прибежала к бане семья, оглядели богатыря, призадумались, каждый умный ведь, свою думку вперёд проталкивает.
У бабы рот не умалкивает, настаивает на порче. Пёс: «Разбойники, точно!» Кошка во всём винит блох. Курица в ноги людей клюёт за то, что в угоду баннику чернушке устроили «баиньки».
— Банник! — отец догадался и до Ставра Годиновича докопался: — Ты, воин, в баньку как вошёл, поклонился ль хорошо банному хозяину?
— Не, о том не знаю я. — А разрешения просил заночевать? — Да нет, не мог сего я знать! — Крест православный с себя снял, под пятку его запихал? — Я забыл всё.
— А когда в бане мылся, оставил в ушате водицы, веник, обмылок от мыльца? — Не. — Дурна твоя башка!
— Хочу румян-бок пирожка! — Погодь, не времечко жевать, пирог и в рот не сможешь взять. Сейчас у Банника прощения проси да поклонись ему разочка три.
— Поклоняться я не можу, присох к лавке. Совесть гложет. — Ну что ж, мы за тебя челом побьём. И не тужи, есть зло — согнём!
Хозяева поклонились хозяину банному, извинились за гостя самозванного. Содрали с груди Ставра крестик православный и в его же сапог запихали.
Медовой водицы дали нашему воину и сказали: «До скорого!» — да в дом пошли печь пироги.
А былинный с боку на бок поскучал и умолк. Разглядывая зодчество, захрапел в одиночестве.
Тут вышел Банник злой из-за угла, ведь ни туда, ни сюда: некуда деваться, надо снимать заклятие. Семья крестьянская, хошь не хошь, а ритуал совершила хорош.
Покряхтел Банник, зашептал — заклятье тяжкое снимал. Поколдовал и исчез. Навсегда иль нет?
А тем временем Егоркина мамка напекла пирогов и к баньке — богатыря проведать, пирожочков с ним отведать.
За ней бегом ревнивый муженёк, за мужичком пешком сынок, за сыном — кошка, за кошкой — собака, за ними курица в драку!
Примчались к Ставру, тот спит, богатырским храпом храпит. Растормошили его и давай пытать: — Как здоровьице, можешь встать?
Открыл воин очи ясные, потянулся, встал с лавки, оделся, обулся да накинулся на пироги — подкрепить свои мощи.
Наелся и село от врагов обещал избавить. — Да нет у нас ворогов, некого хаять!
— Их сегодня нет, а завтра будут, набегут, налетят, не забудут деревню спалить дотла! А чтобы рать моя пришла, свистите, живо прибегу, и дружину приведу.
Откланялся Ставр Годинович и исчез. Жди-пожди его теперь, глазей на лес!
А Егорку спать родные отправили по древнеславянским правилам: «Баю-бай, сыночек, баю-бай, не срочно нам со злом махаться; впервой черёд — проспаться, во второй — покушать, а в третий — сказки слушать.»
Глава 3. Семья Егора снимает чары Банника и освобождает богатыря
Прибежала к бане семья, оглядели богатыря, призадумались, каждый умный ведь, свою думку вперёд проталкивает.
У бабы рот не умалкивает, настаивает на порче. Пёс: «Разбойники, точно!» Кошка во всём винит блох. Курица в ноги людей клюёт за то, что в угоду баннику чернушке устроили «баиньки».
— Банник! — отец догадался и до Ставра Годиновича докопался: — Ты, воин, в баньку как вошёл, поклонился ль хорошо банному хозяину?
— Не, о том не знаю я. — А разрешения просил заночевать? — Да нет, не мог сего я знать! — Крест православный с себя снял, под пятку его запихал? — Я забыл всё.
— А когда в бане мылся, оставил в ушате водицы, веник, обмылок от мыльца? — Не. — Дурна твоя башка!
— Хочу румян-бок пирожка! — Погодь, не времечко жевать, пирог и в рот не сможешь взять. Сейчас у Банника прощения проси да поклонись ему разочка три.
— Поклоняться я не можу, присох к лавке. Совесть гложет. — Ну что ж, мы за тебя челом побьём. И не тужи, есть зло — согнём!
Хозяева поклонились хозяину банному, извинились за гостя самозванного. Содрали с груди Ставра крестик православный и в его же сапог запихали.
Медовой водицы дали нашему воину и сказали: «До скорого!» — да в дом пошли печь пироги.
А былинный с боку на бок поскучал и умолк. Разглядывая зодчество, захрапел в одиночестве.
Тут вышел Банник злой из-за угла, ведь ни туда, ни сюда: некуда деваться, надо снимать заклятие. Семья крестьянская, хошь не хошь, а ритуал совершила хорош.
Покряхтел Банник, зашептал — заклятье тяжкое снимал. Поколдовал и исчез. Навсегда иль нет?
А тем временем Егоркина мамка напекла пирогов и к баньке — богатыря проведать, пирожочков с ним отведать.
За ней бегом ревнивый муженёк, за мужичком пешком сынок, за сыном — кошка, за кошкой — собака, за ними курица в драку!
Примчались к Ставру, тот спит, богатырским храпом храпит. Растормошили его и давай пытать: — Как здоровьице, можешь встать?
Открыл воин очи ясные, потянулся, встал с лавки, оделся, обулся да накинулся на пироги — подкрепить свои мощи.
Наелся и село от врагов обещал избавить. — Да нет у нас ворогов, некого хаять!
— Их сегодня нет, а завтра будут, набегут, налетят, не забудут деревню спалить дотла! А чтобы рать моя пришла, свистите, живо прибегу, и дружину приведу.
Откланялся Ставр Годинович и исчез. Жди-пожди его теперь, глазей на лес!
А Егорку спать родные отправили по древнеславянским правилам: «Баю-бай, сыночек, баю-бай, не срочно нам со злом махаться; впервой черёд — проспаться, во второй — покушать, а в третий — сказки слушать.»