Владимир Саксонов, Вячеслав Колков В портовом городе Повесть

«Граница открыта — добро пожаловать!»

Вышли в Рижский залив. Тугая волна с такой силой ударила в скулу пограничного катера, что он вздрогнул, нос его высоко взлетел и тут же катер провалился, подняв корму.

Моторы взревели.

— Винты из воды вынырнули — видал, как бросает! — сказал рулевой.

Водяная пыль — срезанные ветром верхушки волн — ударила в лицо. Сергей невольно зажмурился. Открыв глаза, он увидел впереди все тот же тошнотворно-серый, качающийся горизонт, мокрую кожаную спину рулевого и справа, совсем рядом — впалые щеки старшего инспектора таможни. На щеках и козырьке фуражки капли воды, глаза задумчиво прищурены — Глаузинь протирал очки. Потом надел их, и Сергей встретил спокойный, строгий взгляд стариковских глаз.

Ему показалось, что Глаузинь собирается что-то сказать — может быть, ободрить... Сергей, предупреждая всякое выражение сочувствия, улыбнулся, но неожиданно для себя зло буркнул:

— Была погода как погода. А теперь...

— Штормит, — кивнул Глаузинь. — Осень!

...За первые две недели работы Сергей Ястребов четыре раза выходил на пограничном катере встречать приходящие в Ригу корабли, но тогда и на Даугаве и в заливе было спокойно. И несколько часов пути до рейда пролетали незаметно.

Негромко переговариваясь со старшим наряда, Сергей смотрел на проплывающий мимо берег, и перед ним открывались пестрые картины жизни порта. Каждый раз он узнавал все новые подробности этой жизни и все сильнее чувствовал свою причастность к ней. Ведь таможенники всегда знают, какие корабли из каких стран пришли сегодня в порт, какие привезли грузы, с чем и когда отправятся в море, в другие порты мира.

Разным людям один и тот же город видится по-разному. Сергей теперь не мог бы себе представить легкий старинный силуэт города таким, каким он виден с Даугавы — без разлапистых портальных кранов, высоких бортов, белых мачт и смеющихся на ветру корабельных флагов.

Флаги были разные: польские и шведские, норвежские и греческие, исландские и бразильские, английские и финские. Жарко алели среди них флаги советских кораблей, не раз побывавших в далеких странах.

Пограничный катер проходил мимо Экспортного района порта. Широкие, асфальтированные причалы были заполнены автомашинами, тракторами, разноформатными ящиками с оборудованием, станками, механизмами. А когда шли мимо Угольного района, с катера были видны припорошенные черной пылью причалы и ковши мощных кранов, плывущие от железнодорожных платформ к трюмам кораблей. Челюсти ковшей разжимались, и в трюмы сыпался уголь. Угольная пыль, подхваченная ветром, долетала до катера. Горьковатый запах угля смешивался со свежим запахом досок, влажной коры, опилок: рядом с Угольным районом находилась лесобиржа. Низко сидящие в воде суда-лесовозы желтели палубами, плотно уставленными штабелями леса.

Сергей жил в Риге всего третью неделю, но если бы пришлось уехать, город вспомнился бы ему не только грустноватым запахом желтых листьев, плавающих в черной воде каналов, но и ветром моря, порта, пахнущим солью, углем, машинным маслом и отсыревшими сваями причалов. Он вспомнил бы электропоезда, прорезающие город, как метеоры, басы работяг-буксиров, лязг портовых кранов и хлопанье флагов на мачтах кораблей...

Он подумал о городе мельком — как о чем-то очень далеком. Они, и правда, были очень далеко, за кормой — осенние листья и спокойная черная вода в каналах. Сейчас для него существовали только вздыбленный ветром залив, горькие брызги на губах и качающаяся мокрая палуба катера. Она казалась теперь маленькой — намного меньше, чем тогда, когда катер стоял у причала...

— Вот он, — сказал вдруг Глаузинь. — Порт приписки — Бремен. Хлопот всегда с ними...

Сергей увидел впереди корабль: светло-серый борт, чуть посветлее воды в заливе, белые надстройки, мачты...

Рядом с Сергеем стоял солдат-пограничник, курил, спрятав от ветра папиросу в кулаке. Как ему удалось прикурить и как удавалось стоять, не держась за поручень, Сергей не понимал. Но, поглядев на солдата, он вдруг испытал такое чувство, будто и не был год назад демобилизован, а просто перевели его в другую часть, и он продолжает службу. Правда, теперь у него в петлицах не танк, а крылышки и колесо — символ Меркурия, бога торговли...

И тут же Сергей с досадой подумал, что поднимется на борт западногерманского судна довольно измотанный непривычным «переходом».

— Границу сегодня откроете вы, Сергей Александрович, — сказал Глаузинь.

Сергей кивнул, поправил фуражку, подтянулся. Смущенно подумал: «Хитер старик»... И вцепился в поручень — при развороте катер качнуло так, что палуба ушла из-под ног. Сергей поднял голову: медленно проплывали на корме теплохода выпуклые буквы — «Редер».

С подветренного борта был уже подготовлен штормтрап.

Борт надвигался, рос, а когда катер подошел к нему почти вплотную, встал высокой стеной, которая то опускалась, то поднималась.

Сергей самолюбиво прикусил губу: ему еще не приходилось шагать на трап с ускользающей палубы, а сейчас сверху свешивались любопытствующие физиономии западногерманских моряков.

«Забраться на подножку вагона, конечно, легче», — подумал он, вспомнив поезд на разъезде, тихий закат над Брестской крепостью и людей в незнакомой форме, поднимающихся на ступеньки вагонов.

...Он служил в советской группе войск за границей, и в тот вечер, когда поезд «Берлин — Москва» остановился в полукилометре от станции Брест, был счастлив, как может быть счастлив солдат, возвращающийся на Родину.

Отсюда, где над тихим Бугом склонились ветви деревьев, начиналась его земля.

Он возвращался на эту землю.

И невысокий светлоглазый парень в форме таможенника, словно угадав его настроение, радушно сказал ему: «Со счастливым возвращением!»

Таможенники были вежливы, приветливы, но настойчивы. Заглядывая в купе, они напоминали контролеров, но спрашивали не о билетах, а о декларациях, в которых пассажиры должны были указать, ввозят ли они золото, иностранную валюту, драгоценности, опиум. Иногда они просили открыть чемодан или сумку.

«Как же надо разбираться в людях, — думал Сергей, глядя, как таможенники терпеливо изучают декларации, — чтобы среди тысяч людей, уезжающих за рубеж и возвращающихся, определить нарушителя. А может, они ничего и не находят? Просто делают это для профилактики? Откуда им известно, что у меня, скажем, в сапоге?..»

Сергей спросил светлоглазого