сестру,
Как тут быть мне, я не знаю, сердце плачет
богомольно,
Но не всех ли я прославлю, если ей цветы сберу.
Солнце, Месяц, Звезды ясны, Мать Земля, меня простите, Лен в полях я возращаю, дам обильно коноплю, А моя сестра сумеет из цветочков выткать нити, И сплетет нам белый парус с голубым цветком «Люблю».
Сплетаются они, целуются они, Любовные ведут, и вражеские речи, Но вовсе отойдут от сумраков огни, Увидев целиком себя в последней встрече.
Познавшие, когда из этой смены дней Уходят, к ним идут три духа световые, С одеждою, с водой, с огнем — к душе, и ей Указывают путь в Чертоги Мировые.
Борцы, уйдя из дней, встречают тех же трех, Но демоны еще встают с жестоким ликом, И нет одежд, шипит вода с огнем, и вздох, И снова путь, борьба меж пением и криком.
А вскипы снов, уйдя, вступают в темный строй, Лишь кое-где горит созвездной сказки чара, И снова сны кипят, вскипают волей злой, И будут так до дня всемирною пожара.
Три ипостаси душ, и две их, и одна, Отпрянет свет от тьмы, и вызвездятся духи, А сонмы тел сгорят. Всемирная волна Поет, что будет «Вновь». Но песня гаснет в слухе.
Среди колосьев желтых — как очи, васильки, И маки — побережье разлившейся реки, Чьи воды зрелость злаков, чьи воды — широки.
Концов Земли — четыре, и Ад, и Раи, всех шесть, Концов Земли — четыре, на каждом Ангел есть, А всех их в светлом мире, как звезд ночных, не счесть.
Четыре шестикрылых ток ветров стерегут, На дремлющих могилах — цветы, и там, и тут, Нас всех молитвы милых от тьмы уберегут.
Коль здесь мы не успели соткать себе наряд, Коль светлые свирели не завлекли нас в сад, В замену Вертограда увидишь мрачный Ад.
Но, там побыв во мраках положенные дни, Познав, что в звездных знаках — доточные огни, Ты выйдешь к свету в маках,— тогда не измени.
Минутность заблужденья — пройденная ступень, За падшего моленье — как в правде житый день, Сияньем восхожденья удел земной одень.
Концов Земли — четыре, и страшных два, всех шесть, Судеб Земли — четыре, при каждой Ангел есть, Служите Миру — в мире, дорог Судьбы не счесть.
Уж если есть падение, Есть лестница с низин. Сион-Гора — видение, Сходил к низинам Сын. И сходит Он воистину, Еще премного раз, Когда любовь и истину Мы прячем в тайность глаз.
В глаза Он к нам, в правдивые, С Голгоф-Горы спускается, Узнав, что мы — счастливые, От боли отторгается. Ведет нас снизу к Батюшке, В превыспренность зыбей В Сион-Горе, у Матушки, Есть сад для голубей.
Ночные пределы, Крутились туманы, Как пасти ужасны, Над битвой ночной И конь там был белый, И конь был буланый, И конь там был красный, И конь вороной.
И были там птицы, И были там звери, И были там люди, И ангелов — тьмы. В лучах огневицы Пылали все двери. В неистовом чуде Там были и мы.
Сквозь каждые двери, Стенные разломы, Сквозь трещины, щели, Врывались лучи. И выли все звери, И били их громы, Под звоны свирели, Их секли мечи.
И лик был там львиный, И лик был орлиный И лик человечий, И лик был тельца. Ломалися спины, Крушились вершины, В безжалостной сече, В крови без конца.
В небесных пожарах, В верховных разрывах, Стояли четыре Небесных гонца. И малых и старых, Как стебли на нивах, Косили всех в мире, В огне без конца.
И только над крышей Той бездны безбрежной, Той сечи кровавой Зверей и людей Все выше и выше, Как сон белоснежный, Взносились со славой Толпы голубей.
Темный лес с бродящим зверем словно в сказку отступил, Сад чудес, высокий терем, пересвет небесных сил, В Бога верим иль не верим. Он в нас верит, не забыл.
Обручил с душою душу Дух Врачующий, Господь, Обвенчал с водою сушу, чтоб ступала твердо плоть, Хлеб всемирный не разрушу, хоть возьму себе ломоть.
Стало сном, что было ядом, даль вселенская чиста, Мы проходим в терем садом, нет врага в тени куста, Над зеленым Вертоградом веселится высота.
И там, где эти свечи Рая Не достигают Красоты, Я буквы вычеркнул, стирая, Кривые выпрямил черты.
И там, где, в Вечность воплощаясь, Возникла цельно кривизна, Я долго медлил, восхищаясь, Воскликнув: «Да живет она».
И там, где в стройные колонны Сложились строки прямоты, Я стих пропел, и, многозвенны, Возникли храмы и цветы.
И там, где в очи смотрят очи, Где на звезду глядит звезда, Благословил я дни и ночи, И быть велел им навсегда.
В великой грамоте, единой, В
Солнце, Месяц, Звезды ясны, Мать Земля, меня простите, Лен в полях я возращаю, дам обильно коноплю, А моя сестра сумеет из цветочков выткать нити, И сплетет нам белый парус с голубым цветком «Люблю».
ТРИ ИПОСТАСИ
Три ипостаси душ познавшие, борцы, И вскипы снов Их три Три лика душ, не боле. Сплетаясь, свет и тьма идут во все концы, Но им в конце концов — разлука, поневоле.Сплетаются они, целуются они, Любовные ведут, и вражеские речи, Но вовсе отойдут от сумраков огни, Увидев целиком себя в последней встрече.
Познавшие, когда из этой смены дней Уходят, к ним идут три духа световые, С одеждою, с водой, с огнем — к душе, и ей Указывают путь в Чертоги Мировые.
Борцы, уйдя из дней, встречают тех же трех, Но демоны еще встают с жестоким ликом, И нет одежд, шипит вода с огнем, и вздох, И снова путь, борьба меж пением и криком.
А вскипы снов, уйдя, вступают в темный строй, Лишь кое-где горит созвездной сказки чара, И снова сны кипят, вскипают волей злой, И будут так до дня всемирною пожара.
Три ипостаси душ, и две их, и одна, Отпрянет свет от тьмы, и вызвездятся духи, А сонмы тел сгорят. Всемирная волна Поет, что будет «Вновь». Но песня гаснет в слухе.
РАЗЛИВ ВЕЧЕРНИЙ
Разлив зари вечерней отходит на отлив, На стебле, полном тернии, червонный цвет красив, Багряные туманы плывут над морем нив.Среди колосьев желтых — как очи, васильки, И маки — побережье разлившейся реки, Чьи воды зрелость злаков, чьи воды — широки.
Концов Земли — четыре, и Ад, и Раи, всех шесть, Концов Земли — четыре, на каждом Ангел есть, А всех их в светлом мире, как звезд ночных, не счесть.
Четыре шестикрылых ток ветров стерегут, На дремлющих могилах — цветы, и там, и тут, Нас всех молитвы милых от тьмы уберегут.
Коль здесь мы не успели соткать себе наряд, Коль светлые свирели не завлекли нас в сад, В замену Вертограда увидишь мрачный Ад.
Но, там побыв во мраках положенные дни, Познав, что в звездных знаках — доточные огни, Ты выйдешь к свету в маках,— тогда не измени.
Минутность заблужденья — пройденная ступень, За падшего моленье — как в правде житый день, Сияньем восхожденья удел земной одень.
Концов Земли — четыре, и страшных два, всех шесть, Судеб Земли — четыре, при каждой Ангел есть, Служите Миру — в мире, дорог Судьбы не счесть.
А ЧТО ВВЕРХУ?
Сион-Гора — сияние, Высокое, горячее. Голгоф-Гора — страдание, Стоокое, всезрячее. А что вверху, у Батюшки, Мученье иль восторг? А что вверху, у Матушки, Что Сын из тьмы исторг?Уж если есть падение, Есть лестница с низин. Сион-Гора — видение, Сходил к низинам Сын. И сходит Он воистину, Еще премного раз, Когда любовь и истину Мы прячем в тайность глаз.
В глаза Он к нам, в правдивые, С Голгоф-Горы спускается, Узнав, что мы — счастливые, От боли отторгается. Ведет нас снизу к Батюшке, В превыспренность зыбей В Сион-Горе, у Матушки, Есть сад для голубей.
ПОСЛЕДНЕЕ ВИДЕНИЕ
Я видел виденье, Я вспрянул с кровати, На коей, недужный, Воззрился я в темь Небесны владенья, Сорвались печати, Печати жемчужны, Число же их семь.Ночные пределы, Крутились туманы, Как пасти ужасны, Над битвой ночной И конь там был белый, И конь был буланый, И конь там был красный, И конь вороной.
И были там птицы, И были там звери, И были там люди, И ангелов — тьмы. В лучах огневицы Пылали все двери. В неистовом чуде Там были и мы.
Сквозь каждые двери, Стенные разломы, Сквозь трещины, щели, Врывались лучи. И выли все звери, И били их громы, Под звоны свирели, Их секли мечи.
И лик был там львиный, И лик был орлиный И лик человечий, И лик был тельца. Ломалися спины, Крушились вершины, В безжалостной сече, В крови без конца.
В небесных пожарах, В верховных разрывах, Стояли четыре Небесных гонца. И малых и старых, Как стебли на нивах, Косили всех в мире, В огне без конца.
И только над крышей Той бездны безбрежной, Той сечи кровавой Зверей и людей Все выше и выше, Как сон белоснежный, Взносились со славой Толпы голубей.
ДУХ ВРАЧУЮЩИЙ
Отошла за крайность мира молнегромная гроза, Над омытым изумрудом просияла бирюза, И невысказанным чудом у тебя горят глаза.Темный лес с бродящим зверем словно в сказку отступил, Сад чудес, высокий терем, пересвет небесных сил, В Бога верим иль не верим. Он в нас верит, не забыл.
Обручил с душою душу Дух Врачующий, Господь, Обвенчал с водою сушу, чтоб ступала твердо плоть, Хлеб всемирный не разрушу, хоть возьму себе ломоть.
Стало сном, что было ядом, даль вселенская чиста, Мы проходим в терем садом, нет врага в тени куста, Над зеленым Вертоградом веселится высота.
В ВЕЛИКОМ ЗАРЕВЕ
Вот, я прочел, не отрываясь Все то, что должен был прочесть, В великом зареве сливаясь Со всем, что в Звездах звездно есть.И там, где эти свечи Рая Не достигают Красоты, Я буквы вычеркнул, стирая, Кривые выпрямил черты.
И там, где, в Вечность воплощаясь, Возникла цельно кривизна, Я долго медлил, восхищаясь, Воскликнув: «Да живет она».
И там, где в стройные колонны Сложились строки прямоты, Я стих пропел, и, многозвенны, Возникли храмы и цветы.
И там, где в очи смотрят очи, Где на звезду глядит звезда, Благословил я дни и ночи, И быть велел им навсегда.
В великой грамоте, единой, В