Анастасия РУТТ Семь видений богатыря Родиполка

Глава 1

Новый путь

Через опять дней после праздника Купалы была черна ночь. Теплой, душной ноченькою налетели косматые тучи да закрыли собою свет от ясного округлого месяца, а блестящие маленькие звездочки от того потускнели, замерли. Наступила чернота. Чернота страшна! В малой избе, что возле широкого золотистого поля была, Весна, мать-родительница, маялась той ноченькою. Не к добру то, думала Весна. Да и, вроде бы, сделала все, как по их роду заведено. В своей избе чистоту навела, Ладу-обережницу призывая; обереги сильные свои, материнские, поставила. Да все неспокойно ей было, томилось сердечко ее, дух изводился. Прошлась она по избе, взглянула на свою младшу дочь любу, что очетырнадцату весну встретила — Чарушу, та спала; взглянула на печь, где сын Лель, старший на четыре года, спал крепким молодецким сном. «Как Чарушу отдадим, так и тебе жону сыщем», — подумала Весна, ласково взглянув на высокого, стройного молодца. Была еще шестнадцатилетняя пышнотелая дочь Милорада, но про ту в избе не вспоминали. Сама хозяюшка-мать строго-настрого запретила о ней говорить, потому что та, обесславив доброе имя свое да опозорив весь род их, сбежала от жениха своего с заезжим молодцем-инородцем. Вспомнив про нее, мать, вздохнув, утерла слезы подолом платья. «А как сватали ее», — вспомнила Весна, да опять тихо заплакала.

Милораду засватала одва года назад соседка их Люба для сына своего Родиполка, что через избу живет. Родители девицы, Весна да Болислав, рады были, и не только тому, что Родиполк — молодец-богатырь, а тому, что только этот род в их деревеньке славный да богатый. Жила та соседушка без мужа, с сыном да свекровью инородною Хангою, в избе, да не в такой, как род Весны да Болислава — в малой, неприметной, а в избе-тереме с одвомя ярусами да с резными ставенками. Изба-терем соседей с большим двором была, с огорожею невысокой, да видною. Огород у тех соседей в одвое больше, да и каждый год с урожаем. А у Весны да Болислава год на год не приходится: в какой урожай, а в какой — и гибнет все. Как пришла мать Родиполка, Люба, с известием радостным, что после празднества Прощальницы, как зима Хмура снегом опервым накроет земельку, придут к ним в избу со сватьями, так то и радостно стало родителям, что дочери их свезет, будет жить в достатке да род здоровый будет. Дочь их старшая им не перечила, радо гостей встречала. Но глаза-то холодные не скроешь да бело лицо не спрячешь. Словно та Хмура-зима пришла в избу Болислава с тем сватовством. Милорада молодцу не улыбалась, сидела прямо, словно замерзшая. Но то все пройдет, дурман тот, с испуга-то, говорили сватьям ее родители, хоть и сами в то не верили. Не прошел тот дурман девичий. Не было ни горьких слез ее, ни прощаний, ни рыданий. Все-то тихо было. По ноченьке, через опять дней после сватовства, ушла она к другому молодцу, что заезжий был, инородец. Стала женою тайною да сбежала с ним, когда брат солнца Месяцеслав на небо зимнее, холодное вышел. Увез инородный муж ее темной ночью с согласия из деревеньки, когда было молчаливо да смирно. Но от людей-то ничего не утаишь, люди все приметили — да все матери с отцом сказывали да жениху ее, Родиполку. Людь деревенский его жалел, а им — родителям Милорады — укор делал, что, мол, стыд-то, от судьбы отворачиваться, Лада-берегинюшка-то к таким не приходит, да еще и весь род накажет. А коль жених-то не люб был, сказывать надобно да прощенья просить. И не только у сватов да жениха, а и у самого Ярилы, солнца-батюшки, чтобы он не прогневался на род весь и не осерчал на весь народ древлянический. А то ведь увидит пролитые слезы женихом младым, да затоскует солнышко, затуманится, на небо ясное выходить не будет, пригревать не станет. А жена-то Ярилы, весна-Макушка, вместе с ним горевать будет, то и вовремя не поспеет, Хмуру-то, сестру свою, не сменит. Оттого люди деревенские и осерчали на родительницу невесты Весну да батюшку Болислава, да гневить стали их весь род. Чтобы ярости той не было да в их деревеньке жилось спокойно, с поклоном в избу к матери Родиполка пришли, Любе, прощенья просить за дочь свою супротивную Милораду. А напоследок-то сказали:

— Милорада-то наша красою не блищала. А вот Чаруша, краса младая, без жениха-то ходит, ежели по нраву молодцу, то сватов присылайте.

Но мать Люба гордость свою показала да одва года ждать приказала, а ежели приглянется сыну-богатырю, то тогда и придем.

Богатырь Родиполк был из славного роду богатырского, бесстрашного. А силушка его богатырска могуча. От самих прародителей-богатырей досталась. От прабабки да прадеда перенял он всю силу богатырскую. Ханга мудрая все говорила, что сила его от прадеда Всевласия, великого да сильного богатыря-Своярта. А прадед же на своем настаивал, что правнук-то его Родиполк свою силу богатырскую да могучую от своей прабабки унаследовал, Ханги — богатырки Огнеяры.

Да, оные богатыри — это ведь не те силачи, что поныне живут, а герои, что в боях одного-одвух побеждают, победители, что в играх свое мощно тело выставляют. Нет! Не такие были те богатыри — славные, а другие, иные: могучие, сильные, статные. Но они не только дюжею силушкою наделены, что могли разбрасывать крепких молодцев, словно ветки сухие, а еще и дух их был силен. Из-за духа-то этого никто их победить не мог. А вот ежели молодец из роду богатырского, то сила та во сто крат сильнее будет. Но Родиполк славился не только силою своею могучею, а еще и кудесничеством, чародейством. Сказ по той деревеньке был, что сам Верхогляд-Род батюшкою его был. А что у молодца отец Вертиполох, их деревенский, про то все забыли да все твердили, что сам Род — главный Верхогляд — к матери Любе наведывался. А иначе как же он, Родиполк, силушки свои получил: богатырскую да ведемскую.

Такой силы богатырской, как у него, ни у одного молодца деревенского не было, даже у пахарей, а те здоровы были, крепки. Мог он с мечем булатным управляться, словно с палицей тонкою. Да что там палица, деревья валить мог, словно сухой сруб! Но все с тем мирились, а вот кудесничества его страшились. Как глянет Родиполк в глаза своим тихим, но пристальным взглядом, так и все мысли узнает. А думы те разные, бывают и злые, темные. А богатырь про те мысли говорит, не страшится, словно он правду ту открыть для всех хочет. За то его с ребячества не любили. Не было у него ни побратимов, ни другов. Разве что малец Венцеслав, но и он вскорости обходить стороною стал.

Но все то была потеха ребяческая, думала мать его Люба, а теперь вот уж и осемнадцать лет, и женихом надобно стать. На том решивши, вспомнив про договор с соседями, мать Люба сватанье сладила с Весною да