вдаль, и из его глаз текли слезы. Впервые он не стремился скрыть их перед сыном.

Сколько они так стояли?.. Если бы кто-нибудь сказал им, что они стояли молча, оба удивились бы. Разве они молчали? Нет, пожалуй, впервые за все эти годы они вели самый откровенный и нужный им обоим разговор…

Оба не слыхали приближения странного аппарата, напоминающего формой старомодный Дирижабль без гондолы.

Человек обнял сына за плечи и привлек к себе. Сердце его часто билось. Он понимал, что сейчас произойдет то, чего он так ждал и так боялся последние годы одиночества, — встреча с людьми, с землянами.

Часть белой обшивки откинулась, открывая вход в аппарат, и по ступенькам трапа на землю сбежал высокий темноволосый человек в светлом комбинезоне… Обыкновенный человек… Широко улыбаясь смуглым скуластым лицом, землянин смело подошел к пришельцам и, протянув обе руки вперед, молча остановился. Он ждал, что заговорят прилетевшие.

И это нужно было сделать, несмотря на застрявший в горле комок. Сколько раз представлял он себе эту встречу, сколько слов, хороших и важных, придумывал он. А сейчас шагнул вперед и сказал просто:

— Здравствуйте, мы — из первой межзвездной. Старт — август тысяча девятьсот семьдесят второго года. Какое сегодня число?..

В глазах землянина отразилось неподдельное изумление. И, пока человек повторял ту же фразу по-немецки и по-английски, землянин несколько раз перевел глаза на памятник, возле которого они стояли, и обратно.

—  Я счастлив, — наконец произнес он,- счастлив, что именно мне поручили встретить вас в карантинном районе. Встретить и передать, что Земля приветствует вернувшихся.

Теплая волна радости залила человека. Землянин говорил чисто на его родном, русском языке.

Тот продолжал:

— Здравствуйте, все! — Он на мгновение бросил взгляд в сторону приземлившегося планёра.

Человек опустил голову.

— Мы все… здесь…

Скорбная складка прорезала лоб незнакомца. Он положил руки на плечи человека и не-, которое время помолчал.

— По прежним законам, — нерешительно, произнес человек, — мы должны были несколько недель находиться в карантине…

Землянин улыбнулся.

— Район приземления весь объявлен карантинным. Десять дней вы не сможете покинуть его.

— Но мы двое суток запрашивали по радио о карантинной орбите. И, только не получив ответа, приземлились. Почему не отвечала Земля?.

— Станции внешней связи никак не могли связаться с вашим кораблем. По-видимому, слишком отличаются наши системы связи. Потому что первую информацию о вас мы получили сразу же после пересечения вами пограничной зоны солнечной системы… Но, — он спохватился, — мы поговорим обо всем подробно, когда вы отдохнете. — И незаметно показал рукой в сторону Вольта. Мальчик едва держался на ногах.

— Хорошо, но у меня есть еще дела здесь на час, полтора.

— Вам нужна помощь?

— Нет!

Может быть, отказ прозвучал слишком резко, потому что землянин удивленно взглянул на него, но потом повернулся, подхватил на руки Вольта и понес его в свой аппарат.

Человек вернулся в планер. Он прямо подошел к длинному металлическому контейнеру, занявшему все свободное место в тесной кабине.

Несколько накидных гаек — и стальная плита, закрывавшая верхнюю часть контейнера, соскользнула вниз.

Лучи солнца, поднявшегося над горизонтом, пробились сквозь иллюминатор и зажгли блики на матовой поверхности металла. В контейнере, в герметическом пластмассовом футляре, лишенном воздуха, лежало скованное морозом тело его жены.

Там, в пространстве, четыре года назад он поклялся, что похоронит ее на родной планете.

На минуту он закрыл глаза, точно стремясь закрепить ее образ в памяти.

И в эту минуту на его плечо легла рука.

Человек резко обернулся.

— Ее нужно взять с собой, — голос землянина звучал тихо, но настойчиво. Человек вздрогнул. Он вез ее, чтобы похоронить, а не отдать для лабораторных исследований.

— Нет! Она останется здесь. Я похороню ее возле памятника. Сам…

Брови землянина сдвинулись. Он подошел ближе и долго рассматривал окаменевшее лицо, поднося к нему какой-то прибор.

— По нашим законам вопрос о предании земле не может быть решен одним человеком.

— Но она заслужила это право. Она умерла четыре года назад.

Землянин посмотрел на человека удивленно, потом, совсем, как Вольт, пожал плечами…

— Это ничего не значит…

Горячая волна гнева захлестнула человека. Он шагнул вперед и встал между пришельцем и контейнером. Так, значит здесь они просто интересный ископаемый материал, не больше. А чувства людей той далекой древности, какой в понимании этого землянина является двадцатый век, теперь просто чужды… Он заговорил с горечью.

— Ничего не значит? А что же «значит», что имеет значение по вашим, новым законам?..

Темные глаза землянина вспыхнули.

— Человек! — на мгновение у него дрогнул голос — И каждый имеет право на жизнь. Поэтому прежде всего надо попытаться вернуть ей потерянное.

* * *

Город шумел!

Нет, «шумел» — это, пожалуй, не то слово. Город ликовал!

Люди, встречая их, улыбались. Хотя никто из прохожих не оборачивался, чтобы посмотреть им вслед, никто не останавливался, не упирался любопытным взглядом. И от этого еще сильнее было ощущение, что город просто наполнен хорошими знакомыми.

Когда они неожиданно застывали в изумлении посреди странных улиц, улиц без тротуаров, улиц от берега до берега залитых разноцветной пластмассой, их обходили.

Обходили, уважая, право удивляться тому, что видишь впервые.

Город гудел!

Низко и одновременно звонко, рождая где-то в глубине сильные аккорды. Но это не было шумом моторов бесчисленных автомобилей, звоном трамваев, стуком, скрежетом — голосом металла, работающего на человека.

На улицах городов не было транспорта. Не стрекотали над головой и бесчисленные вертолеты. По городу в разных направлениях ходили люди. И они не мешали друг другу. Всем хватало места, чтобы не толкаться. Не было на улицах и подвижных лент тротуаров. Люди не торопились…

Глубоко под ногами, в километровой толще земли, пролегли грузовые тоннели. Стремительные потоки поездов не вызывали даже ряби на поверхности искусственных водоемов, заросших водорослями и лотосом.

Город пел!

Пел чудесную песню, в которой слились голоса тысяч ветров, играющих в прятки между маяками и башнями. Колоссальные сооружения из эластичной пленки, наполненные легким газом,