казались струнами, протянутыми с неба. И голос города — звук — стал неотъемлемой частью его архитектуры.
Когда дождевые тучи по сигналу «бюро погоды» закрывали сияющее кольцо, чтобы притушить блеск дня, исполинские мачты, устремленные на десятки километров вверх, начинали светиться…
Белыми, похожими на рассвет, ночами ветры стихали. И тогда звонче в песне города проступал шелест бесчисленных листьев. Как незримые цимбалы, звенели капли падающей воды, журчали ее струи в фонтанах и водоемах.
Повсюду в самых причудливых сочетаниях с- живым орнаментом проглядывали творения Человеческого гения. Картины и фрески, древняя и новая скульптура. В городе не было музеев. Все, заслуживающее внимания, принадлежало каждому. Искусство вышло на улицы, украсило собой стены и арки, мостовые и площади.
Далеко в прошлое ушло то время, когда из городов люди убрали последние автоматические заводы и машиностроительные комбинаты, а учреждения бытового обслуживания опустили под землю.
Настало время, когда весь город стал большим общим домом. Как и во все века, люди любили свой дом, любили, заботились и украшали его.
Вокруг города шла незримая кольцевая трасса. Каждое утро начиналось со стремительного полета бесшумных воздушных кораблей-гравитопланов. Их двигатели использовали энергию гравитационного поля — поля притяжения. Энергию, о которой люди только начинали мечтать во времена их старта.
Новый вид энергии пришел на смену атомному веку.
Атом отступил, отступил, открыв дорогу новой силе. Точно так же, как в свое время отступили пар и электричество. Так же, как придет время и гравитону сдать свои позиции тому, что сейчас только рождалось в лабораториях и институтах.
И только человек был вечен.
Солнце заливало террасу, прикрытую двойным слоем кварцевого стекла. Люди забыли включить Штору, и воздух в помещении был накален и неподвижен. Лучи солнца дробились и падали на пол сложным узором из света и тени. Перед террасой стояло дерево, его ветви кудрявились листвой прямо над письменным столом. По полу ползла гусеница. Длинные шерстинки на ее теле вспыхивали, попадая в световую прогалинку, и снова гасли до черноты в островках тени. Гусеница подползла к препятствию и стала подниматься вверх. Выше… Выше… Человек засмеялся, снял ее с ноги и посадил на зеленый лист. Цель ее пути была достигнута. Человек писал. Стол перед ним был завален листами бумаги, снимками, многочисленными томами бортового журнала. Приходилось вспоминать. Вписывать в дневники все то, чего он так тщательно избегал эти тринадцать лет и что оказалось самым ценным из всех материалов, привезенных с собой. Об этом ему сказали люди, встретившие его в Восточном Дворце Космонавтов. Люди в ослепительно белых комбинезонах, с темными лицами и руками, обожженными светом других солнц. В тот день на фасаде Восточного Дворца вспыхнуло яркими огнями его имя. И на всех языках планеты дикторы общей связи повторили это имя в сочетании со словом: «СЛАВА». Он тоже получил право носить белый комбинезон. Это означало, что планета гордится им. Окружающие сделали все, чтобы помочь прилетевшим ориентироваться в новом мире. А это было нелегко. Так много стало вокруг нового, необычного, что, останься один, он неизбежно растерялся бы, замкнулся в прошлом. Люди Земли приняли его. Приняли как космонавта, как героя. Но, чтобы почувствовать себя равноправным членом нового общества, он должен был многое вспомнить. Вспомнить и честно рассказать людям обо всем, что случилось за эти тринадцать лет. Отдать на их суд свои ошибки, поступки, в которых он сомневался. Только тогда с сознанием выполненного долга он по праву наденет белый комбинезон. Человек взглянул на часы. Пора было собираться. Сегодня торжественный день, последний раз они с Вольтом едут в Институт Жизни. Едут, чтобы вернуться оттуда втроем. Он вошел в комнату и остановился у большого стереоэкрана, занимающего почти всю стену. Короткое нажатие руки, и из глубины стекла проступило изображение. Берег широкой, полноводной реки. Здесь только что прошел дождь, и большие лужи отражали голубое, безоблачное небо. На песчаной дорожке детского городка играли ребята. Вот один из них, стройный белоголовый мальчик с темными очками на глазах, разбежавшись, шлепнул босой ногой по луже. Брызги разлетелись в стороны, и дети засмеялись. Они подбежали к белоголовому мальчику и схватили его за руки. Человек повернул ручку прибора, чтобы приблизить изображение. Теперь дети бежали по поляне, яркой от цветущих трав. Впереди со смехом мчались трое: темноволосые мальчик и девочка и еще один мальчик с белой незагорающей кожей и льняными волосами. Взявшись за руки, ребята бежали, не разбирая дороги, И только белоголовый мальчик высоко вскидывал колени, обегая невидимые препятствия, словно танцуя сложный танец. Вглядись человек повнимательнее, он заметил бы, что мальчик бежит сложным извилистым путем единственно, чтобы не мять цветы, встречающиеся на его пути. Простые полевые цветы… Нет, его сын никогда не станет «идеальным космонавтом», безродным космическим бродягой, для которого Земля — одна из планет, служащих базой кораблю. Он родился в ракете, но остался сыном Земли. И кто бы смог отличить его среди этих ребят, родившихся тысячелетием позже. Пройдет время, он вырастет. И, может быть, станет садовником, чтобы выращивать цветы. Чтобы сделать еще прекраснее эту замечательную голубую планету. Было уже совсем-совсем пора ехать. Человек погасил экран и, вернувшись на веранду, на минутку задержался у стола. Он перевернул страницу и в знак продолжения работы написал: «22 СЕНТЯБРЯ 3384 ГОДА. ЗЕМЛЯ…»
* * *
Солнце заливало террасу, прикрытую двойным слоем кварцевого стекла. Люди забыли включить Штору, и воздух в помещении был накален и неподвижен. Лучи солнца дробились и падали на пол сложным узором из света и тени. Перед террасой стояло дерево, его ветви кудрявились листвой прямо над письменным столом. По полу ползла гусеница. Длинные шерстинки на ее теле вспыхивали, попадая в световую прогалинку, и снова гасли до черноты в островках тени. Гусеница подползла к препятствию и стала подниматься вверх. Выше… Выше… Человек засмеялся, снял ее с ноги и посадил на зеленый лист. Цель ее пути была достигнута. Человек писал. Стол перед ним был завален листами бумаги, снимками, многочисленными томами бортового журнала. Приходилось вспоминать. Вписывать в дневники все то, чего он так тщательно избегал эти тринадцать лет и что оказалось самым ценным из всех материалов, привезенных с собой. Об этом ему сказали люди, встретившие его в Восточном Дворце Космонавтов. Люди в ослепительно белых комбинезонах, с темными лицами и руками, обожженными светом других солнц. В тот день на фасаде Восточного Дворца вспыхнуло яркими огнями его имя. И на всех языках планеты дикторы общей связи повторили это имя в сочетании со словом: «СЛАВА». Он тоже получил право носить белый комбинезон. Это означало, что планета гордится им. Окружающие сделали все, чтобы помочь прилетевшим ориентироваться в новом мире. А это было нелегко. Так много стало вокруг нового, необычного, что, останься один, он неизбежно растерялся бы, замкнулся в прошлом. Люди Земли приняли его. Приняли как космонавта, как героя. Но, чтобы почувствовать себя равноправным членом нового общества, он должен был многое вспомнить. Вспомнить и честно рассказать людям обо всем, что случилось за эти тринадцать лет. Отдать на их суд свои ошибки, поступки, в которых он сомневался. Только тогда с сознанием выполненного долга он по праву наденет белый комбинезон. Человек взглянул на часы. Пора было собираться. Сегодня торжественный день, последний раз они с Вольтом едут в Институт Жизни. Едут, чтобы вернуться оттуда втроем. Он вошел в комнату и остановился у большого стереоэкрана, занимающего почти всю стену. Короткое нажатие руки, и из глубины стекла проступило изображение. Берег широкой, полноводной реки. Здесь только что прошел дождь, и большие лужи отражали голубое, безоблачное небо. На песчаной дорожке детского городка играли ребята. Вот один из них, стройный белоголовый мальчик с темными очками на глазах, разбежавшись, шлепнул босой ногой по луже. Брызги разлетелись в стороны, и дети засмеялись. Они подбежали к белоголовому мальчику и схватили его за руки. Человек повернул ручку прибора, чтобы приблизить изображение. Теперь дети бежали по поляне, яркой от цветущих трав. Впереди со смехом мчались трое: темноволосые мальчик и девочка и еще один мальчик с белой незагорающей кожей и льняными волосами. Взявшись за руки, ребята бежали, не разбирая дороги, И только белоголовый мальчик высоко вскидывал колени, обегая невидимые препятствия, словно танцуя сложный танец. Вглядись человек повнимательнее, он заметил бы, что мальчик бежит сложным извилистым путем единственно, чтобы не мять цветы, встречающиеся на его пути. Простые полевые цветы… Нет, его сын никогда не станет «идеальным космонавтом», безродным космическим бродягой, для которого Земля — одна из планет, служащих базой кораблю. Он родился в ракете, но остался сыном Земли. И кто бы смог отличить его среди этих ребят, родившихся тысячелетием позже. Пройдет время, он вырастет. И, может быть, станет садовником, чтобы выращивать цветы. Чтобы сделать еще прекраснее эту замечательную голубую планету. Было уже совсем-совсем пора ехать. Человек погасил экран и, вернувшись на веранду, на минутку задержался у стола. Он перевернул страницу и в знак продолжения работы написал: «22 СЕНТЯБРЯ 3384 ГОДА. ЗЕМЛЯ…»