пыхнула дымом та.

— Курила бы в красном уголке. Пропахла, как урна, этим табаком, — проворчал монтер недовольно. Его взгляд осторожно коснулся бутылки под столом.

— Пошел ты в баню! Сам куришь же!

— Я мужик — вот и курю. А ты — непорочная дева…

— Кончайте, ну вас, — прервал их Василий Петрович.

— А что он в бутылку лезет? — сказала Вера.

— Это ты шляешься, вместо того чтоб за машинкой сидеть.

— Я к товарищу по работе пришла, а ты что здесь делаешь?

— Не твое собачье дело, — ответил монтер.

Оба зло замолчали.

— Тут к тебе цац поселяют, — сообщила Вера.

— Знаю, — горько вздохнул Корнев. — Но ничего не поделаешь.

— Да, ничего… — она топнула по окурку.

— Верка! Сколько раз тебе говорить! Не бросай охнарики на пол! — вспыхнул художник.

— Извини, — сказала она, но окурок не подняла. Вышла.

— Ну и рожа, — сказал Валерка.

— Брось ты. Нормальная девчонка. Просто такой характер…

— Идут! — воскликнул Чижиков и прильнул к окну.

Из конторы вышла вереница студенток и под руководством Гали-кадровички направилась к вагону. Одна была совсем маленькой, курносенькой — на ее белой кофточке не хватало пионерского галстука. Они подошли к вагону, брезгливо осмотрели его и несмело зашли в тамбур.

— Да вы не бойтесь, — донесся голос Гали. — Проходите… Здесь у нас художник работает, а в этой комнате будете вы…

— Ишь, — недовольно шепнул Валерка, — еще рожи воротят!

— Придется полы помыть, — продолжала Галя. — Сейчас вам кровати принесут… Мы, конечно, рады, что трудовую биографию вы начинаете на самой великой стройке века, на легендарном КамАЗе! Располагайтесь… Сейчас вам еще матрацы принесут…

Девушки оставались неподвижны.

— …и подушки, — неуверенно добавила Галя.

За окном темнело, когда в соседней комнате прекратилась возня, звяканье дужки ведра и плеск воды. Чижиков и Корнев пили портвейн и заедали его плавлеными сырками. Затем за стеной запели.

— Начинается! — сказал Валерка.

Во дворе зарычали моторы. Перед вагончиком появилась Бочкарева верхом на мотоцикле. За ней — мотороллер. Водитель, щуплый парнишка в оранжевой каске, быстро покинул седло и подбежал к Бочкаревой. Остановился. Хлопнул ее по плечу, и они вкатились в вагон. Пение за стеной прекратилось. Корнев поморщился.

С Бочкаревой он был знаком года полтора — она писала стихи и занималась в городском литературном объединении «Орфей». Эта тощая, жилистая, некрасивая женщина ходила в кирзовых сапогах и ругалась матом.

Пинком открыв дверь, она щербато улыбнулась:

— Ты представляешь: обгоняю я этого ханурика, а он мне что-то крикнул. Ну, послала я его подальше, так он за мной…

Паренек довольно улыбнулся.

— А я не знал, что ты — девка. Я думал, что салага какой-то дразнится… Меня звать Сашкой.

— Тише, — попросил Корнев. — У меня квартирантки.

— Кто-о?! — удивилась Бочкарева.

— Практикантки из техникума…

— О-о! Да ты же теперь в малиннике!.. — оживилась она.

— В репейнике, — поправил Корнев. — Они несовершеннолетние.

— Мда, — поскребла подбородок Бочкарева. — Посадят.

— Пойду знакомиться! — крикнул Сашка и ушел.

— Ты постучи хоть для приличия! — сказал вдогонку Корнев.

— Поехали на рыбалку? — предложила Бочкарева. — Чижа ты берешь, а я и Сашка — одни.

— Я тоже купил, — сказал Валерка.

— И что?

— «Электрон»…

— Ну-у-у, — недовольно взвыла Бочкарева. — Надо было мотоцикл.

— Езжайте на рыбалку, — сказал Корнев. — Я остаюсь.

— Я тоже не хочу — меня жена ждет, — отказался Валерка.

— Что-то Сашки долго нет… Пойду посмотрю, а то как бы чего не вышло, — поднялась Бочкарева.

— Мне тоже пора. Надо еще тачку затащить к себе, — сказал Чижиков. — Ну, будь!

Проводив его, Корнев поставил греть чай. Потом услышал, как из той комнаты с шумом выскочил Сашка, за ним какая-то девчонка. Они сели на мотороллер и уехали.

— Девки! Рядом клевый художник живет, — донеслось из-за стены. — Не теряйтесь! За штаны его и в загс! Ха-ха…

Корнев опять поморщился недовольно. Поднялся и пошел к соседкам. Бочкарева там вполне уже освоилась. Она сидела на кровати в грязных штанах и кричала:

— Он уж был разок женатый — теперь не промахнется! Куда надо — точно попадет!.. Ха-ха…

Девушки, краснея, слушали ее.

— Хватит болтать! — оборвал ее Корнев. — Где Сашка твой?

— Сейчас магнитофон привезут!

— Да-а… магнитофона здесь остро не хватало… Он бы им пожрать привез… Кстати, а вы есть хотите?

— Где здесь столовая?

— Далеко… Могу предложить вам хлеба с маргарином и чаю.

— Чаю! — обрадовались девушки. — А еды у нас полно.

— Ясненько, — сказал Василий Петрович и принес горячий чайник. — Вам придется самим готовить, а то столовых близко нет…

Самая маленькая принялась собирать ужин. Поскольку стола не было, она ловко накрыла кровать салфетками, расставила чашки.

— Присаживайтесь? — пригласила она Корнева.

Но тот отказался и ушел к себе.

Вскоре приехал Сашка со студенткой и магнитофоном. В соседней комнате загремела музыка. С Камы доносились гудки пароходов, рычание какого-то механизма. В степи горели огни нового города. Корнев попытался было читать, но в голову ничего не лезло. Он долго лежал на спине, смотрел в потолок. Потом услышал, как вышел Сашка, завел мотор и уехал. Музыка стихла. Скрипнула дверь — в мастерскую вошла Бочкарева. Села на табуретку и сказала:

— Что-то не хочется домой ехать…

— А придется, — вздохнул Василий Петрович.

— Да. Придется… — Бочкарева достала махорочную сигарету и прикурила от коптящей зажигалки. Она явно не спешила. — Впрочем, я лучше у девок переночую.

— Как хочешь, — пожал плечами Корнев и принялся стягивать свитер.

— А мотоцикл не сопрут?

— Некому, — снимая галоши, сказал Василий Петрович.

— Я тут посоветоваться с тобой хотела…

— И терпит твое дело?

— Терпит! — зло сказала Бочкарева и ногой распахнула дверь.

После нее остался острый запах бензина и махры. Корнев попытался заснуть, но вновь мешал голос из другой комнаты:

— …уехал муж в командировку и, чтобы жена ему не изменяла, нарисовал ей на животе оленя. А любовник стер…

Поскрипывал фонарь на ветру. Затем посыпался дождик. Забулькали капли в лужице под окном. Вскоре по крыше загрохотал ливень…

В три часа ночи в окно постучали. Он сунул ноги в галоши и открыл дверь. На пороге появился Федя Некрасов. На нем была надета столовая клеенка вместо плаща. Вид его был несчастен.

— Заходи, — предложил Корнев. — Какими