- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (118) »
Хлопая, как петарды,
Птиц понеслись кочевья…
Осени
леопарды
Бросились
на деревья!
Валерий Суров ЗНАКОМЫЕ ЛИЦА Повесть
— Водитель мотоцикла! Остановитесь! — раздался голос из динамика. Звук проплыл по ночной улице. Спросонья пробормотали грачи на верхушке старого тополя. — Остановитесь! — вновь гаркнул репродуктор. Вспыхнула голубая мигалка на крыше машины ГАИ и всплесками осветила деревянное здание пожарной команды, каланчу… — Черт! — пробормотал Василий Петрович. — Раз выбрался в город — и сразу же напоролся… «Ява» мчалась по колдобинам мимо длинной кирпичной стены. Между «Жигулями» и мотоциклом оставалось всего несколько метров, когда Корнев повернул руль вправо. Пролетев по воздуху, он удачно приземлился на заднее колесо и промчался мимо овощного ларька. «Жигулям» пришлось объехать глубокую канаву, но Корнев уже урвал метров сто… Скатив с моста через Челнинку, круто повернул в гору и попер вверх под таким углом, что даже выскочивший из машины лейтенант присвистнул. Одолев сложный подъем, Корнев помчался по деревенской улице, выскочил на асфальт и выжал газ. На повороте едва не пробил забор, не успев затормозить. Мотоцикл занесло — задымила покрышка. Минул ворота. Проехал длинный ряд тягачей. Спешно открыл свой вагончик, вкатил мотоцикл в кладовку и захлопнул за собой дверь. Не включая света, долго смотрел в окно — не ищут ли его. Но на улице было тихо. Корнев занавесил окно газетами. Прошло уже два месяца, как купил он на толкучке этот мотоцикл полугоночного образца, а номера все не получил, потому что не имел Василий Петрович водительских прав… Он поставил чайник на электрическую плитку, развернул полосатый матрац на крышке большого рундука. Вначале он только работал в вагоне, а потом стал и ночевать. Вскоре притащил со склада матрац, одеяло, взял у монтера плитку, чайник попросил у директора профкурсов… Двухкомнатный вагон на металлических салазках стоял в ста метрах от обрывистого берега Камы, и ночами здесь было тихо. Василий Петрович попил чаю, разделся и лег. Но не спалось. Случай с погоней не давал покоя. Ну, пристало подростку удирать от милиции, а ему-то уже тридцать!.. Было обидно за себя, за вечную свою неустроенность. Все сознательные годы ездил по стране и, как писала ему мать, не наездил ни кола ни двора… Кое-как женился, родилась дочь — но жена не захотела жить с ним… Да и он, впрочем, не жалел. Тоска оставалась только по дочери… Единственное, что отвлекало, — работа. И когда вкалывал монтажником, и теперь — художником треста. «Неужели в тридцать лет не иметь ни кола ни двора совсем плохо?» — размышлял он, ежась под тонким одеялом. В темноте нервно гавкнула дворняжка. На фоне газеты застыл силуэт фотоувеличителя «Крокус». — А что делать, — сказал вслух Василий Петрович. — Раз все так получается — значит, так и должно быть…В восемь он поднялся, натянул фирменные джинсы (фирмы «Восток») и сунул ноги в диэлектрические галоши, которые заменяли ему комнатные туфли. Сбросил газету и увидел, что к конторе приближаются сотрудники. Прошла Галя, начальница отдела кадров, мелькнула Вера — секретарша управляющего. Она была в мини-юбке, но и это ее не украшало… За чаем его застал непосредственный начальник, парторг, полковник авиации в отставке Николай Иванович Приходько. Появившись на пороге, он козырнул, поднеся ладонь к седому чубу. — Вот вы, Василий Петрович, никогда не опаздываете — вы всегда на месте! — и усмехнулся. — Хотите чайку? — спросил Корнев. — С удовольствием, — согласился парторг и подсел к столу. Шумно прихлебнул из стакана и спросил: — Скажите, пожалуйста, что значит на вашей картине курица, бегущая по рельсам? — Курица, в общем, ничего не олицетворяет, — добродушно ответил Корнев. — Это есть продукт творческого порыва… — Конечно, — неуверенно согласился полковник. — Без курицы было бы не то. Курица оживляет… А может, вы хотели здесь отразить окружающую среду в условиях технического прогресса? — Процесс творчества необъясним… Николай Иванович удовлетворенно кивнул и сказал: — У Гали день рождения. Надо бы выпустить «молнию». Надо найти теплые слова. Ей нужны теплые слова: одна, с ребенком, самой уже тридцать пять… — Будет сделано, — заверил Корнев. Парторг поднялся, похвалил чай и вышел. Василий Петрович расстелил лист бумаги и принялся писать гуашью «молнию». В разгар работы явился электромонтер Валерка Чижиков. — Ну, как тачка? — спросил он бодро, вместо приветствия. — Нормально, — ответил Корнев, макая плакатное перо в баночку. — Вчера от милиции удрал… Хочешь покататься — бери. — Нет уж. Баста! — он хитро посмотрел на художника. — Свою купил. «Электрон». — Но-о?! — удивился Корнев. — И где он у тебя? — Здесь… В обед посмотришь… В обеденный перерыв Чижиков выкатил мотороллер во двор, завел его после двадцатого раза, сел и прокатился по бетонке. — Здорово! — крикнул Корнев. — Дай мне каску? Корнев вынес каску, тот нахлобучил ее и уехал. Покуролесив где-то, осадил «Электрон» перед вагоном и вошел в мастерскую. — Обмоем? — достал он из-за пазухи бутылку красного вина. — Можно, — согласился Корнев. Только Валерка попытался закрыть дверь на шпингалет, как на пороге появился Николай Иванович. — Что у вас в той комнате? — спросил он художника. — Ничего… — смущенно пожал тот плечами. — Краски… фанера… барахло разное… — Надо все убрать, — решил парторг. — К нам на практику приехали студентки, а женского общежития нет. Вот мы и решили поселить их в вашем вагончике… — Они же здесь замерзнут! — сказал Василий Петрович. — Монтер им электропечи поставит… Да и вообще скоро лето. — Если лето, так зачем же печи ставить, — буркнул Чижиков. Парторг не обратил на него внимания. — А надолго они? — насторожился Корнев. — До сентября… Когда Николай Иванович вышел, они принялись перетаскивать краски и запихивать их в рундук. Потом Валерка принес теновые печи и приладил их на стенах. Присели передохнуть. Художнику мало нравилось непрошеное соседство — он был мрачен. — Не волнуйся, — успокоил его монтер. — Займемся лучше делом, — и направился закрывать дверь. Но в двери, как назло, появилась секретарша Вера. Она плюхнулась на рундук, вытащила из кармана сигареты и закурила. — Что приперлась? — поинтересовался Валерка. — Тебя не спросила, —