видела – лет сто назад. Она его и пристрелила.

Прабабка с волком – это, конечно, звучало захватывающе, но не отвечало ни про кабанов, ни про медведей. Я хотела бы расспросить дальше, но не решилась.

3.

Я проверила, сохранена ли локация и карта, потому что теряться в лесу-парке желания не было, укуталась посильнее – было тепло, но противно, и от сырости, и от темноты. Подумала взять с собой норку, но решила, что не буду в первый же день превращаться в местную сумасшедшую, и пошла гулять.

Сколько выбора у меня было для утренней декабрьской прогулки!

Уткнуться в телефон и скролить инстаграм или твиттер, постоянно находить себя на новостном сайте с очередной статистикой заболевших/умерших и ругать себя за это – и за то, что я не запоминаю дорогу, поэтому, если с телефоном что-то случится, не смогу выбраться обратно.

Или оставить телефон в покое и любоваться серым небом, серыми ветками, посеревшей травой, серым гравием на дорожке и серыми лужами? Впрочем, каким бы интригующе градиентным ни был пейзаж, я наверняка стану размышлять об этой ситуации – что я совершенно точно не хотела делать, потому что это было бессмысленно и страшно.

– Я тоже решил погулять!

О, мой знаменитый сосед.

На самом деле я не хотела его компании, наверняка ведь он окажется невыносимым, но все, что происходило и собиралось произойти в моей голове, казалось еще более невыносимым.

– Тогда присоединяйся.

Он выглядел удивленным, будто и представить не мог, что я могу не хотеть быть с ним.

Через полчаса прогулки у меня случился личностный и философский кризис. Зачем я живу? Что не так со мной и прочими миллениалами? Или это с этим новым поколением что-то не так?

Анатоль даже не хвастался – он просто и спокойно рассказывал о своем бизнесе, заработке, толпе ассистентов, сценаристов, операторов, отвечальщиков на комментарии, которые вместе с юристками и бухгалтершами работали на него. Десятки миллионов в банках, недвижимость и инвестиции, и этот год стал мегаудачным, потому что все засели дома и людям нечем было развлекаться, кроме как смотреть тиктоки и приносить ему деньги.

Когда мне был двадцать один, я вела пафосные дискуссии о морали и об этике и читала случайным людям Бродского. Еще я пила с подругами водку из кружек в подъезде, потому что сидеть в квартире наскучило, равно не имела ни малейшего представления, чем буду заниматься завтра и через пять лет, и любила болтать с незнакомыми мужчинами по телефону и периодически встречаться с ними для секса.

Я не думала – старательно заставляла себя не думать – что один из нас хуже другой. Я была поражена, насколько мы разные и что невозможно навскидку придумать ему литературного обозначения. Кто он? Дориан Грей от капитализма – он рассуждал как мои родители, но был на десятки лет их младше. Но он не был злодеем, поэтому это не было справедливо. В конце концов, его ежемесячные отчисления на благотворительность – я спросила – были больше моей полугодовой зарплаты.

Он не пил – конечно, алкоголь вреден.

Он не курил – тоже конечно, табак убивает.

– Еще я девственник.

– Девственности не существует, это нелепый и унизительный социальный конструкт, – автоматически ответила я, все еще размышляя о том, какого бы персонажа выбрать для его описания.

– Но как же?

Я объяснила. Он был поражен, но согласился, что и правда, если играть в девственность, нужны тысячи ее видов, по одной на каждый уникальный телесный контакт, по одной для всех новых партнерш и партнеров.

Это меня немного утешило – приятно было обучить чему-то этого юного бизнес-гения, который подумал-подумал и сказал:

– Ну у девушек-то девственность есть! Есть же, – это было драматическим шепотом, – плева!

Ну вот вам и гений. Я объяснила про гимен, в котором есть отверстия, привела пример с месячными – к его ужасу. И к удивлению – предложила погуглить и изучить вопрос самому.

Мы немного прошли в тишине – в глубине парка было менее уныло, потому что появились сосны, пушистые, зеленые, они были приятным отличием от прочей серости.

– Вот что странно! Будь ты мужчиной, а я девушкой, ты бы наверняка только услышала про девственность, поволокла меня обратно и начала соблазнять.

– Печально, но вполне справедливо, да. Можешь радоваться, что я не мужчина.

Он помолчал еще.

– А дай свой номер?

– Зачем? Мы живем в одном доме, уверена, и так будем чаще нужного встречаться.

– Ну вдруг я буду изучать этот гимен и нужно будет у тебя что-то спросить?

– Я не твоя учительница, чтобы у меня спрашивать. Если очень надо будет мое мнение, думаю, оно подождет до встречи. А вот если мой номер нужен, чтобы прислать мне каких-нибудь дикпиков, то так и говори.

Он рассмеялся. Подозрительно неловко.

– Но тогда-то ты не дашь.

– Тогда-то я как раз очень даже дам. Но сразу предупреждаю, все порно-снимки я немедленно продам всяким твоим фанаткам и фанатам с какого-нибудь аукциона. И номер твой продам! Я, знаешь ли, так себе относилась к накоплениям в этом году, вдруг все-таки не умру от вируса – тогда любые деньги пригодятся.

– Умеешь ты шокировать, – восхищенно сообщил он.

Это было приятно.

После ужина – кормили в Охотнице, надо сказать, отменно…

– Вот и говори, раз надо сказать, почему только одно слово?

– Ну я же не гастрономический рассказ пишу, честное слово. Я и так уже везде в отзывах написала о качестве еды – она обалденная!

– А про размер порций в карты наверняка так и не добавила!

– А вот вы посмотрите, а потом упрекайте, да?

После ужина я устроилась в гостиной с книжкой. Телевизор и жуткие новости оттуда отвлекали намного меньше, чем я бы предположила – все-таки что угодно становится фоном, если слушать это достаточно долго. Хозяйка Охотницы посидела со мной, потом удалилась. Сразу после появился Анатоль.

– Я столько всего прочитал! – объявил он. – Столько узнал всего!

– Рада слышать. – Я не отрывалась от книги, хотя уже догадывалась, что это его не остановит.

– В мире столько сексизма! И несправедливости, и всякого. Как вы, в смысле женщины, вообще живете?

Я – если не брать во внимание текущую ситуацию, хотя как же было ее не брать, когда все это окружало меня и никуда не сбежать, не деться – я жила хорошо. У меня была симпатичная, пусть и довольно бессмысленная должность при минкульте, приятная начальница, отличная владелица квартиры, которую я снимала, ноль целей и обязательств и желание быть феминисткой и эко-активисткой, особенно когда оно не требовало слишком больших усилий.

Анатоль продолжал восклицать всякое. Его, конечно, больше всего впечатлила финансовая несправедливость, феминитивы для блогерок, геймерш, инфлюэнсерок.