порой врёт. Посмотришь вокруг и думаешь: какой Бог? Читал я библию, там много хороших идей — гуманистических, но ради чего? Какой конец? Рай. А на «бренной земле», нам предлагают страдать ради справедливости. Враньё, мы справедливости при жизни хотим, а другой мы не знаем и не узнаем. Даже если Бог есть, лучше умереть, думая всю жизнь головой, чем верить во что-то и по итогу, как и все, оказаться в ящике. Странная штука, эта смерть, да? — его шаг ускорился, стал шире. Тоня провожала быстро удаляющегося Михаила взглядом, — Мой дом! Ну же, идём-идём! Сейчас я вам всё покажу. Вы не бойтесь, целых зданий осталось мало, склад, штаб, да моя казарма, немного совсем осталось. Немного. В оставшиеся я уже давно не заходил, боюсь, что меня балка какая придавит, так и помру, ха-ха-ха!

— Тонь, всё хорошо? — Оля потрепала подруге волосы на макушке.

— …

Огромный забор, обвитый колючей проволокой, простирался, кажется, на километры в обе стороны. Высота его была метра три, не меньше. Он казался неприступным, но множественные пробоины в нём выдавали обратное.

Война здесь давно кончилась, а пепел боёв унёсся далеко-далеко. Михаил, недолго думая, направился в казарму. Она выглядела, мягко говоря — так себе: три этажа, зелёные, обшарпанные стены, многие стёкла выбиты, неподалёку стоял одинокий «ЗИЛ», в кузове валялся многочисленный хлам. Однако при входе внутрь картина преображалась, видно, что Михаил ухаживал за местом своего фактического проживания. Полы вымыты, а стены даже покрашены в успокаивающий бежевый оттенок. За неимением начальства, легко отдаться самодеятельности, и Михаил этого совершенно не отрицал.

Одна из огромных комнат казармы, выделенная на солдат пятьдесят, была искусственно огорожена кирпичной кладкой. Теперь же спальня была метражом в пару десятков квадратных метров. Здесь располагалась куча барахла, которую Миша бережливо расставил по полочкам. Он ушёл в соседнее крыло за постельным бельём, пока девочки с разрешения принялись изучать это всё. Тут находились десятки детских игрушек и разных безделушек, деревянные кубики, зелёные солдатики, деревянные искусные лошадки. Железные машинки и БТРы. Много совершенно разных книг, руководства по той самой «эксплуатации», даже самоучитель по игре на гитаре. Модели самолётов, танков, самодельное радио, плюшевый рыжий кот и небольшая пчёлка с большими крылышками. Какие-то трубы, связки ключей. Странного вида приборы, рядом простые гаечные ключи, разного размера молотки и много чего ещё. В ящике на той же полке валялись сотни, если не тысячи железных деталей, от гвоздей до сварочных диодов. Если и говорить о барахолке, то она была здесь, а не у Оли в карманах. Были и несколько кружек. Тоня приметила одну эмалированную с вручную нарисованной на ней ромашкой. В дальнем углу, около окна, стоял письменный стол с кипой бумаг, датирующихся аж 1976-м годом. Оля не стала заострять на них внимание, списав всё на расторопность Михаила. Не привыкла она копаться в личных вещах и привыкать к этому не желала.

По правую сторону от входа стояла кровать, большая, из двух сдвинутых вместе солдатских коек, укреплённая парой досок снизу для пущей жёсткости. Шаги Михаила в такой тишине слышались за пару десятков метров по казарме. Он кое-как открыл дверь и кинул на соседствующий с кроватью стул новый комплект постельного белья.

— Сейчас всё сделаем, а ну, Оля, помоги мне… Так вы чего, всё ещё не переоделись? Да кидай ты всё на пол, только вот вчера мыл, — Михаил принялся стягивать пододеяльник и простынь с кровати. Оля, недолго думая, сняла верхнюю одежду и рюкзак, взялась за наволочки подушек.

— Мы же вернуться хотели, — Тоня немного нервничала.

— Вы тут первые за три года, а танк оставили, как я понял, на одной знакомой мне захолустной дороге. Никому не нужны ваши пожитки, тем более без топлива. Да и поздно уже, вам следует отдохнуть, — заключил Михаил, заправляя одеяло в чистый пододеяльник, что, будучи честным, выходило не очень хорошо. Казалось, пододеяльники — это извечная проблема любого общества.

Справившись с постельным бельём, Миша окинул девочек взглядом.

Одна из них повыше, в старой мужской рубашке и армейских штанах. Взъерошенные волосы. Тёмные, как Донбасский уголь и крепкие, как Уральская сталь. Чуток бледная и сухая кожа. Приятные, мягкие черты лица, с толикой строгости и простенький носик, без задоринки. Глаза цвета болота с мешками под ними и взгляд тягучий как трясина. Движения её рук были уверенными, но сохраняли грацию, присущую девушке, оттого порой становясь немного неуклюжими. Впрочем, всё это лишь напоминание о том, кто разрешает все возникающие у дуэта неурядицы. А вторая девочка была невысокой. С головы и до самой талии ниспадала пышная пшеница. Яркие голубые глаза, румяное лицо, одухотворённое жизнью и любопытством. Искорка, что никогда не покидала её взгляда. Вот она-то свободно махала руками, разбираясь с наволочками. Одну туда! Подушку сюда! Если бы могла, то обхватила бы в объятия вообще всю казарму, всей широтой своей души. Никакого стеснения. А главное, даже в таких условиях она старалась сохранять прекрасную, тихонькую улыбочку на лице.

Оля, говоря честно, была крайне красивой и сформировавшейся девушкой, но Михаил сохранял стойкость характера, а может, имел принципы или отличное воспитание, так или иначе, кинуть и единого косого взгляда он себе не позволял.

Вспомнив наконец, что гостьи и голодны, и устали, он предложил первым делом принять ванну. Девчонки сильно обрадовались возможности, но тут пришло печальное осознание.

С досадой говорила Оля: — Да нам даже переодеться не во что, мы и не думали, что выдастся возможность.

— Ох, это не проблема. С комнатой мы закончили, теперь и с одеждой можно разобраться.

— У тебя и она есть, дядь Миша?

— Конечно, есть, всё есть, и на тебя что-нибудь подберём! — Михаил потрепал Тоню по голове, — Тут подсобка, рядом ещё комната, сейчас я генератор включу, а то уже темно становится.

Михаил на минуту всего вышел на улицу и в крыле казармы зажегся свет. В попытках же отпереть дверь он принялся перебирать связку ключей, в которой их была сотня, не меньше. По привычке хранил, не иначе.

Наконец найдя нужный, быстрым движением он отворил дверь и включил свет. На вешалках было много комплектов формы, такие же бушлаты, штаны, сапоги и берцы. Только в одном дальнем лежала парочка джинсов варёнок и несколько детских однотонных футболок.

— Держите, меряйте. Можете хоть всё забрать, а я пойду ванну греть, — Михаил поспешно удалился, оставив девочек. Оля сняла свою потрёпанную рубашку довольно плотного пошива, которую носила уже