сможем это объяснить другим, потому что наши переживания исключительно наши! А дело искусного творца — это как можно лучше передать зрителю или читателю то, что тот никогда не имел чести или несчастья почувствовать. Утрата близкого, появление ребёнка, венчание, убийство, кризис и метания в поиске смыслов в жизни, да хоть просто красивый восход! Автор сна, который где-то внутри, понимает каждую мелочь в своём творении, но на то он и начинающий, плохой сценарист, что его главный зритель, мы сами, почти ничего не понимаем, что уж говорить о других. Если сценарист этот, самый искренний из возможных, решил неуклюже скинуть все истории, и цветные, и чёрные, в одну корзину, значит, эта кипа грязного и скомканного белья очень важная и очень ценная для нас.

Утро.

Травы покрылись маленькими блестящими капельками, которые отражали солнечный свет, будто блёстки или рыболовная блесна, маня к себе взгляд, а он неприхотливый, ему и такая мелочь очень даже приятна.

Вновь зачирикали воробьи где-то на ближайшей яблоне-ранетке. Возможно, совсем скоро, где-то в ветвях появится гнездо, затем в нём яички мраморного или серого цвета, а потом малюсенькие пищащие клювики новорождённых птенчиков затребуют от родителей постоянной заботы и кормёжки. Вся яблоня была покрыта белоснежными цветочками, боровшимися за внимание оставшихся шмелей и бабочек, которые не так давно вылезли из своих сот и куколок, с яркими цветами, грушами и рябинами. Где-то в середине лета, может, ближе к осени, цветочки уступят место маленьким яблочкам, кислым и хрустящим на зубах.

Михаил вышел к девочкам побритым и умывшимся, но мешки под глазами сходить определённо не желали.

— Дядя Миша, чем займёмся?

— Если вы не голодные, то я хотел вам показать кое-что.

— Что?

— Сюрприз.

Оля пробурчала себе под нос: — Любит же он сюрпризы.

За штабом была сколоченная из прочных досок клумба, покрашенная в розовый цвет. Никакого чернозёма, только простая бурая земля. В ней рос один интересный экземпляр. Его окружали цветочки попроще: одуванчики и пара пёстрых ирисов. Не крупный, но очень гордый и сильный кустик, он тянулся к солнцу своими стебельками, раскинув на верхушке цветки из волнистых и острых, алых лепестков, выглядящих, как дикобраз, выпячивающий иглы.

Оля подошла ближе: — Это же гвоздика, да?

— Она самая.

— Красивая выросла.

— Да, очень! — Тоня присела на корточки, с интересом изучая маленькие фейерверки на ножках.

— Я со скуки сколотил, только потом дошло, что семян-то у меня нет никаких. Ни малейшего понятия, как она тут оказалась, в округе ни одной не видел. Может, ветер принёс семечко или птица, но выросла же, — Миша улыбнулся, — Я, наверное, с начала весны сюда не заглядывал, она вот как вымахала.

Оля тоже наклонилась к клумбе, Миша продолжал.

— Символ революции. Символ мужества всего нашего народа, от Калининграда и до Владивостока. Символ наших побед и нашит утрат, нашей любви и нашей скорби. Символ такой тривиальный, но такой всеобъемлющий. Символ советского человека, способного находить прекрасное в самом простом и обыденном, способного каждого признать товарищем, способного не делить народы на худших и лучших, способного погибнуть за свои идеалы, способного, в конце концов, быть Человеком. И знаете, я горд, что не предал эти идеалы, счастлив, что вы меня спасли, рад, что даже в таком мире ещё остались проблески счастья. Простите, что хотел сделать такую глупость.

Оля отвлеклась от гвоздики, взглянула на Михаила. Всё такой же спокойный и уверенный. На первый взгляд — по обыкновению удручённый, но на лице мягкая улыбка. У его ног тёрся Кишка.

— Не извиняйся. И, знаешь что?

— Да?

— Путь, что пройден всеми нами…

Тоня обернулась, алый галстук приковал взгляд всей компании: — Пройден совершенно не зря.