далекого краю, з далеких свiтів. Журавлик на крилах додому летів. Минав океани, лiсi і моря. Вдивляюсь крізь тумани: – Чия це земля? Чиі це долини, чиі це луги. Чию це калину гойдаюць вітри. Впізнав батьківщину: Моя це земля. Мое тут гніздечко і мова моя.

Арсений Петрович с побратимами еще зачарованно слушал последние строчки, а белоснежный Ленд Крузер с полковником уже слинял скоропостижно за первым попавшимся углом.

– Так я не понял. – обернулся к остальным Азаренок Гена. – Что там по поводу грошей? Вы что-нибудь поняли?

– Вполне. – ответил Арсений Петрович и коротко, зло сплюнул себе под ноги. Он до вечера не мог успокоиться. Арсений Петрович Копатько. Пулемет почистил всего единожды, хотя время было.. Бормотал себе под нос что-то не внятное, но вроде похожее на сильно запрещенную антигосударственную скобеевщину.

– Дело ведь совсем не в деньгах. – убеждал сам себя Арсений Петрович. – Причем здесь вообще деньги? Может быть совсем чуть-чуть. Крышу поправить и внукам помочь. Внукам обязательно. Как будто за деньги меня здесь убивают, а не за родину? – немного подумав, Арсений Петрович добавил. – Может быть и за деньги, да только не за мои, но меня! Не Валя и не Котик получается.

Вечером их 2-я рота вернулась на позиции вместе с громкой и звонкой теробороной города Тернополя. Парни только из дома. Свежие, патриотичные и сытые.

– Теперь точно не пропадем, Арсений Петрович. Смотри какие. Золотой генофонд. – радовался Бусик Георгий Семенович, а за ним сразу Азаренок Гена из Нежина.

– Трескучие больно. – сомневался Арсений Петрович. – И колбаса эта. Что она изменит? Зачем?

115 ТРО привезла десяток коробок с колбасой «Антімосковьска». Раздавали прямо с борта давно не видевшим такого счастья бойцам 2-й роты.

– А что колбаса? – спросил Бусик. – Она в любом виде хороша. Разве нет?

– Может быть. Может быть. – не согласился, но настаивать не стал Арсений Петрович. Но «Антімосковьску» есть не стал. Он к колбасе в любом виде относился равнодушно. А здесь и вовсе внутри своей души, взбодренной советским средне-специальным образованием, чувствовал некий стилистический и эстетический перебор. Такой же как эти невыносимые мертвоголовые шевроны. У хлопцев с Тернополя их было особенно много. У некоторых сразу несколько штук. « Все же кто-то из нас не украинец» – думал Арсений Петрович, пока набивал патронами ленту своего ПКМ. – « Не может быть, чтобы так все совпало». Налет начался сразу же после ветреного и холодного до рези в глазах заката. Арсений Петрович привычно и умело сполз по стенке окопа. Сел на вторую запасную каску СШ-68. Он носил ее на своем дембельском ремне вместе с железной фляжкой. Арсений Петрович по-быстрому слазил за пазуху. На обратной стороне календарика с видами рождественского Киева жена приклеила бумажку с написанной от руки молитвой. Никогда Арсений Петрович особо не верил и до сих пор сомневался. Но вот в этой вот бумажке что-то определенно было. Живой Арсений Петрович тому живое свидетельство. Сегодня насыпали особенно отчаянно. 152-м коронным. От него полувековые деревья превращались в брызги. Взрывы дырявили жирную и нежную землю. Арсений Петрович вздрагивал вместе с землей и небом. А потом наступил Град. Красно-желтые когти разорвали черничную ночь в клочья. Закапал, пролился густой, дымящийся и кровавый сок. Совсем рядом, поверх разрывов, Арсений Петрович услышал заполошный и больной крик. Он прищурился и ничего не увидел, кроме не ясных оттенков дрожащей и ревущей взрывами ночи. Арсений Петрович упал на корточки и пополз на крик.

– Что? Говори, парень! Зацепило?

– Нога. Ой, мамо! – молодой теробороновец лежал на боку, но пытался ползти вперед, не ведомо куда, цепляясь длинными и бесполезными руками за не ласковую и ставшую чужой землю.

– Сейчас, сейчас, малюк. – У Арсения Петровича была отличная британская аптечка. Плюс русский артиллерийский бог помог. От реактивных Градов запылала лесопосадка и в жарких и ярких отсветах Арсений Петрович отчетливо видел бедро вспоротое осколком. Он сделал раненому обезболивающий укол и перебинтовал наскоро рану.

– Сейчас. Пару минут и отпустит. – говорил Арсений Петрович. – Куда ты? Стой, дура!

Ошеломленный раной и первым боем молодой теробороновец безуспешно пытался уползти. Зарыться, спрятаться.

– Гена! Азаренок! – Арсений Петрович поймал своего побратима в моменте, когда тот пытался выбраться из окопа. Азаренок обернулся. Глаза круглые, уже не местные.

– Тикай, Арсений Петрович. Танки!

– А приказ?

– С ума не сходи. Это Северодонецк, а не Сталинград. А мы…Э-э-э. – Гена Азаренок махнул рукой, выбрался из окопа и побежал, пригибаясь, между разрывами в сторону родимого Нежина. Арсенний Петрович инстинктивно дернулся следом, потом опомнился и посмотрел на раненого.

– Бросай мени, дядько. – раненый махнул головой. – Я бы бросил.

– Ладно. – согласился Арсений Петрович . – Тебя как зовут? На всякий случай.

– Осипенко Славик. З Рафаиловки.

– А я Котик.

– Иди ты. – Славик от удивления позабыл на мгновение про боль и перешел с «соловьиной» на «язык ворожнечы».

– Вместе пойдем.

Арсений Петрович тяжело и с остановками поволок Славика по разбитому, хоженому-перехоженому русскими пушками окопу. Видел брошенного на бруствер и мертвого Бусика. Хорошего мужика пропавшего целиком в нехорошем деле. Славик становился все тяжелее и тяжелее, но Арсений Петрович не сдавался. От усталости и упрямства он даже не услышал как вместо снарядов и ракет на их разгромленный укреп со всех сторон налетела тишина. Расстреляла истерзанную ночь и оставшуюся под ней жизнь неконвенциональным безмолвием. Но потом Арсений Петрович услышал. Хлесткое и короткое. То, что должен был, конечно, сказать он, но так вышло, что сказали ему.

– Хенде хох!

Темная фигура в каске встала на пути Арсения Петровича.

– Что у тебя, Лёх? – к темной фигуре присоединилась еще одна. Такая же. – Немцев поймал?

– Они самые. С пылу, с жару, родненькие.

Русские, а это были именно они, отобрали у Арсения Петровича Славика и автомат. Славика положили на носилки. Сказали, что в госпиталь. Арсения Петровича просто повели, сказали, что в плен. Поселили вместе с другими «немцами» в городке очень похожем на родной городок Арсения Петровича, но в Брянской области. Даже парк Челюскинцев присутствовал! Кроме Вали Котика. В Брянской области он стоял там где и положено, а Арсений Петрович был немцем.

– Все вверх ногами. – говорил про себя Арсений Петрович. – Я вверх ногами.

А потом из Таганрога приехала дочь и забрала Арсения Петровича с собой и вместе с войной. Той что теперь с Арсением Петровичем навсегда.