Алина Воронина
Не буди девочку! До утра…
Часть 1
Могила в лесу
«ДЕВКИ ПРИКОЛОЛИСЬ?»
Три часа ночи. Его плохо переносят больные и сиделки, заключённые и охрана, а хуже всех — стоящие у конвейера. Варавиков — из последних. Чтобы рассеять туман в голове, он проговаривает текст:
«После остановки сердца кровь под действием силы тяжести устремляется вниз, и кожа краснеет. Это показывает…»
— Вара-а-а-виков, шаб-а-аш! — монтонный гул уступает место женскому голосу. — Мы — к-о-о-фе пить! Ты один за всех. — Голос ударяет в высокие своды цеха и рекошетит в ушные проходы дребезжащим:-Ех-ех-ех… А молодой человек тем временем продолжает:
— «…показывает, что в момент убийства ниже всего у жертвы были ноги».
На слух артиста народного театра звучит коряво. Да и пьеса ему не по душе. Но режиссёр настаивает: пора потрафить массовому вкусу.
Варавикову без разницы, какой вкус у местных зрителей. Главное, выходить на сцену.
— «…Ниже всего у жертвы были ноги».
Воображение мгновенно и зримо выдаёт данную часть тела: нога, пристроившись на стыке двух брёвен, движется к нему по транспортёру. Варавиков запускает пятерню в шевелюру. Приём, помогающий обуздать расходившуюся фантазию. Но картинка не стирается, а укрупняется до того, что становится различим педикюр.
«Девки прикололись! Кому ж ещё?»
В прошлый раз его напарницы пустили по транспортёру фаллос.
Муляж стопы, подобно товару из «Интим-товаров», тоже выполнен искусно — вплоть до сморщенной кожи подошвы и сорванного ногтя мизинца.
Как и в предыдущем случае Варавиков не убирает посторонний предмет. Это запрещается правилами техники безопасности. К тому же чрево дробильной машины перемалывает так, что на выходе обнаружить что-то, не имеющее отношения к целлюлозно-бумажному производству, невозможно.
Спустя несколько секунд после того, как женская нога вместе со своей подложкой в виде соснового и осинового брёвен исчезают в дробильной машине, Варавиков делает шумный выдох. Как на занятиях йогой.
ПОП И М.Ч.
«Никогда не жалуйся! Никогда не оправдывайся!»
Слоган будет начертан на его футболке:
«Never complain and never explain».
Это первое наставление, которая она получит от него. Ещё до личного знакомства.
Чувак путешествует в компании с… попом. И время от времени что-то карябает в блокноте. Журналист? «Симпотный!»
…Поп с умилением оглядывает приближающийся берег:
— Людей-то на пристани! Дождём не смочишь!
— Как? — оживляется молодой спутник. — Дождём не смочишь?
— Праздник нынче. Первый рейс «Поморской звезды» встречают! — поясняет дама в соломенной шляпе.
…Шаткие сходни требуют ловкости. Множество глаз у дебаркадера притягивает её головной убор: что-то типа мотоциклетного шлема. От толпы отделяются девушка с косой и белобрысый пацан.
— С приездом! Я — Светлана. — И касаясь острого мальчишечьего плеча:-А это мой брат Васёк.
— Привет, — без тени улыбки здоровается пацан.
— Апполинария. Можно просто Аля. — Гостья касается головы, словно извиняясь за её нелепое убранство.
— Инопланетянка! — хмыкает пацан и тут же осекается под взглядом сестрицы. Владелица шлема замечание «игнорит».
— А ты, Аля, налегке, — Светлана кивает на рюкзачок москвички.
— Я же не на курорт приехала! — усмехается та и кивает на лестницу, вьющуюся по склону: — Крутая у вас горка!
— Это не горка, а угор! — поправляет Васёк.
— Какая разница?
К ним приближаются молодой человек («Never complain and never explain») и чёрная ряса.
То, что эти двое связаны общим делом, не вызывает сомнений. Во время плаванья благодаря звукопроводимости речного воздуха Алиных ушей достиг обрывок разговора.
— Род древний, но угасающий, — поведал поп. — Остались два наследника.
— Зато наследство завидное, — откликнулся молодой спутник. — Библиотека!
— Редкие издания?
— Старинные. А у одной переплёт — красный мароккен! — И после многозначительной паузы:-А вы, Олег Яковлевич, по-прежнему книгами интересуетесь?
— Теперь, слава Богу, не Олег Яковлевич, а отец Авель. А что касается книг — каюсь, имею слабость…
Далее беседа велась в удалении от любопытствующих ушей, и москвичка вернулась к собственным переживаниям.
Теперь, когда недавние попутчики приблизились почти вплотную, она снова непроизвольно коснулась шлема, словно желая освободиться от него. А молодой человек расплылся в улыбке.
Как у Чеширского кота, подумала Алька.
Хорошо, что уши у него на месте, иначе бы рот доехал до затылка, подумала Светлана.
Выждав, когда мужчины удалятся на приличное расстояние, Аля осведомляется: — Ты знаешь этого чувачелло?
— Никакого чувачелло я не знаю! — отрезает девушка.
— Это гость отца Авеля, — поясняет пацан.
— Какой классный «МЧ!» — Алькина диафрагма расширяется и замирает: — Солнечный удар!
— Какой удар? — От подавляемого смешка мальчишечий голос срывается и даёт петуха. — Вон ветер-сиверко задул!
— Это Иван Бунин, мальчик. — Диафрагма сдувается. — Рассказ так называется.
— А «МЧ»? — Светлана отбрасывает косу за спину таким жестом, словно бросает причальный конец.
Ну и дремучая, думает Алька.
Они движутся к деревянной лестнице. У её основания — дама с теплохода. Соломенные поля шляпки обрамляют её голову, как нимб, обе руки немилосердно оттягивает поклажа.
— Здравствуйте, Надежда Степановна! — здоровается Васёк.
— Здравствуй, Василий! Здравствуйте, Светлана Михеевна!
— Вам помочь? — вежливо осведомляется Светлана.
— Если не трудно, а то мой хозяин опять на службе задерживается.
Брат и сестра подхватывают сумки, и вся компания начинает подъём на угор.
Где-то на середине пути этаким колобком к ним скатывается мужик с большой головой гнома и в форме.
— Здравствуй, жёнка! — Он так неловко обнимает жёнку, что соломенная шляпка даёт крен, обнажая плохо прокрашенные волосы. Мужик в форме полицейского, теперь это очевидно, поправляет жёнкин головной убор и кивает в их сторону:
— Привет Беспоповцевым!
— Кто эта тётка? — интересуется приезжая, когда пара оказывается вне зоны слышимости.
— Это не тётка! — возражает Светлана. — Надежда Степановна — руководитель кружка «Юный краевед»!
Но москвичка, вглядываясь в ряд изб, уже не слышит: — А где ваш дом?
Вместо избушки на курьих ножках, которую предполагала увидеть гостья, взору предстало двухэтажное бревенчатое строение. А перед ним — топорщившаяся сухими ветками ель. Чуть