Содержание

Раскол как орудие враждебных России партий

«Хочу открыть вам ужасное ожидание о всемирной конституции, что значит нож, медом помазан, и уготовляется рано иди поздно на заклание всего мира.... Вам довольно в предосторожность: только слова того, если услышите «конституция» бойтесь, аки некоего кровожадного губителя, являющегося к вам под видом благотворителя.»

(Из письма инока Павла в Москву, от 23-го июня 1848 года.)

«К сим же завещеваю вам, возлюбленнии: всякое благоразумие и благопокорение покажите пред царем вашим, в чем не повреждается вера и благочестие, и от всех враг его и изменников удаляйтесь и бегайте, якоже от мятежных крамольников Поляков, тако наипаче от злокозненных безбожников, гнездящихся в Лондоне и оттуда своими писаниями возмущающих европейские державы.... Бегайте убо онех треклятых, им же образом бежит человек от лица зверей страшных и змиев пресмыкающихся; то бо суть предтечи антихристовы, тщащиися безначалием предуготовати путь сыну погибельному. Вы же не внимайте лаянием сих псов адских, представляющихся якобы состраждущими о человечестве, но веруйте, яко Бог есть творец небу и земли, иже премудрым промыслом своим управляет всею вселенною и учинил есть начальство во общую пользу, без него же вся превратятся и погибнут сильнейшим, немощнейших пожирающим, и яко безначалие всюду зло есть и слиянию виновно...

(Из архипастырского послания к русским старообрядцам, составленная Илларноном» Георгиевичем» и изданного Кириллом 24-го февраля 1863 года.)

I глава

Между существующими у нас разными воззрениями на раскол, есть и два следующие, совершенно противоположные: одни видят в расколе явление чисто религиозное, вызванное к существованию и доселе существующее интересами исключительно религиозными; другие, напротив, придают ему исключительно политический характер, считают раскол порождением крайнего недовольства, вызванного злоупотреблениями правительства в отношении к народу, видят в нем и в настоящее время не иное что, как оппозицию народа существующим в России порядкам гражданского и общественного устройства, оппозицию, только прикрытую характером религиозности, так что эта религиозность не имеет почти никакого значения в отношении к существу и внутреннему смыслу раскола.

Если первого из этих мнений нельзя признать совершенно правильным, то в последнем правды еще меньше. Если невозможно отрицать, что строгие меры портив раскольников вызывали в среде их громкий ропот на правительство и доводили их даже до открытых восстаний портив законной власти, то с другой стороны не трудно и в этих даже явлениях приметить основы чисто религиозные: ропот и самые восстания были вызываемы не гражданскими стеснениями, в перенесении которых старообрядцы могут показать не меньше терпеливости, как и весь русский народ, а именно стеснениями их религиозной свободы; искренние старообрядцы, когда и восставали против правительства, восставали во имя религии, на защиту своей «старой веры». В предержащей власти, согласно учению Священного Писания и завету предков, чтят они власть поставленную Богом, и подчиняются ей во всем, чем только, по их мнению, и повреждается вера и благочестие, они считают своим непременным долгом. Это с уверенностью можно сказать, по крайней мере, о той значительнейшей половине старообрядства, которая приемлет священство и которой мы по преимуществу усвояем это название (старообрядство).

И однакож мнения, что раскол (говоря словами одного ученого исследователя имеет характер социально-политико-демократический, охотно держатся еще многие, и именно те, которым желательно, чтобы раскол отличался таким характером. Чего желаем, тому верится легко. Притом же, история представляет довольно событий, которые очень удобно объяснить в пользу такого мнения. Соловецкая осада, стрелецкий мятеж, бунты Разина и Пугачева, в которых раскольники принимали более или менее близкое участие, все это, повидимому, не доказывает ли действительного присутствия в расколе революционных, антиправительственных начал? Какие собственно побуждения вызвали первоначально, например, соловецкий мятеж, или какая доля участия принадлежала расколу в бунтах Разина и Пугачева? На подобные вопросы не обращают внимания люди, желающие видеть в расколе явление, вызванное исключительно враждой против правительства. Минуя эти вопросы, они выводят из указанных событий общее заключение, что и все действия раскольников, хотя бы очевидно религиозные, имеют тот же антиправительственный характер, только прикрытый религиозностью. И таким образом людьми, повсюду ищущими антиправительственных, революционных элементов, принимается за несомненное, что раскол есть явление социально-демократическое, что он крайне враждебно относится к правительству и всегда, по первому призыву, готов восстать против установленной власти.

Понятно, что при таком воззрении на раскол, антирусская революционная партия признала его родною себе силой, которою может воспользоваться в нужном случае, и тем с большим успехом, что сила эта распространена по всем концам Русского государства. Нужно было поэтому заблаговременно войти в сношение с раскольниками, по-брататься с ними, выразить им свое родственное сочувствие и просить такого же с их стороны, чтобы приняться общими силами за общее дело.... В этом отношении, как и следовало ожидать, внимание антирусской революционной партии остановилось прежде всего на заграничных раскольниках, особенно на поселившихся в австрийских и турецких пределах. Вожди этой партии предполагали, и конечно справедливо, что здесь скопилось гораздо больше элементов враждебных русскому правительству, нежели во всех других местах обитаемых раскольниками. Здесь жили потомки тех старообрядцев, которые во времена гонений за веру решились бежать из России. Оставляя родину, эти люди, конечно, вынесли из нее чувства, крайне враждебные в отношении к той власти, которая принудила их решиться на такое тяжкое лишение. Потомки их, по традиции, наследовали от них эту вражду, а новые выходцы из России оживляли и поддерживали в них враждебные к России чувства своими, нередко преувеличенными рассказами о собственных личных огорчениях от русского правительства. Живя под законами иной верховной власти, они не считали себя обязанными подчиняться и наставлениям Слова Божия о повиновении предержащим властям в своих чувствах и отношениях к русскому правительству: эти наставления они признавали обязательными для себя по отношению не к русскому уже, а к австрийскому и турецкому