— Успокойся, Ларс, — произнёс отец, — Я не стал бы использовать вас для такой примитивной цели. К тому же ваши виды слишком разные и вы едва ли способны дать потомство.

— Но попробовать-то можно, — крикнул я, — А вдруг?

Удар локтем был по настоящему страшен. Я покосился и рухнул на пол. В этот раз Салкхисс тоже не сдержалась и легонько ткнула меня пяткой в нос.

— Каждый из вас получит часть силы моего народа, — проговорил Отец, — Я дам вам инструменты и научу пользоваться ей. Вашим первым заданием будет создать разумный вид, способный заселить Онегайю. С этого дня для вас не будет ничего невозможного. Берите этот мир, дети мои, пользуйтесь им, населяйте его. Я вложил в вас всё своё мастерство и любовь, не подведите меня.

Планета исчезла из виду. Я поднялся, пытаясь вздохнуть сквозь спазм. Вновь вспыхнул столб света и соткал будто бы из воздуха девять абсолютно одинаковых ромбовидных щитов, переливавшихся яркими цветами.

— Подойдите, дети мои, — сказал Отец откуда-то сверху, — Примите дары. Манус, ты первый.

Светловолосый здоровяк прикоснулся к щиту и тот вспыхнул ярким солнечным светом.

— Да будет так, — сказал Отец, — В тебе сияет свет Солнца, будь же его хранителем. Дари его всем живым существам Онегайи.

Призма щита уменьшилась до размеров браслета и обвила левую руку богатыря. Вспыхнув напоследок, украшение растворилось, будто бы слившись с кожей.

— Теперь ты, Брумбалия.

Широкобёдрая девица с тяжёлыми грудями приблизилась к сияющему столбу. Её щит окрасился синевой и разошёлся облаками.

— Тебе, дочь моя, благоволят небеса этого мира. Будь их хранительницей.

Следующим был Гронто. Толстяку улыбнулись горы. Щит молчаливой Шилены разбился пенными волнами, а у темноволосой Клоссидры, что как две капли воды походила на мою черноволосую подружку Салкхисс, расплылся тенями загробного мира.

Подошла очередь нашей компании.

— Как-то боязно, — пробасил Торгард, — Давай ты.

Он подтолкнул Салкхисс. Девушка притронулась к талисману и тот засиял серебром.

— Твоя кожа бела, словно лик Трёх Лун, дочь моя, — проговорил Отец, — Будь же их хранительницей.

Торгард сорвал щит, не дождавшись, пока тот ответит. Ромб обвился браслетом и вспыхнул языками яркого пламени.

— Да будет так, — засвидетельствовал голос Отца.

— А ты, трусишка? — спросила меня Иллерия, — Так все талисманы разберут.

Я не волновался на этот счёт. Оставалось ровно два щита — для меня и для неё.

— Иди уже, — сказал я.

Огонь, вода, воздух — всё приличное давно разобрали.

Талисман Иллерии разросся, точно куст и опутал её вьющимися побегами. Разумеется, она сама, похоже, была растением когда-то.

— Ларс, ты последний, — заметил отец.

Но я всё не решался приблизиться. Не люблю определённость.

— А если мне не понравится, — спросил я, — Можно будет поменяться с кем-нибудь?

И всё же я сделал шаг навстречу. Протянув руку, я коснулся талисмана. Чувство было странное, точно угодил под две струи воды — горячую и холодную.

Щит рассыпался у меня в руке. Два осколка обратились в птиц и вспорхнули наверх. Один же, самый большой, превратился в зайца и шлёпнулся к моим ногам.

Серый и длинноухий, он не собирался убегать, хотя я и пихнул его ногой. Тогда я нагнулся и поднял его, ухватив за уши. Он испугался, хотя и не подал виду. Я почему-то понял это и взял его на руки.

— Тебе идёт, — заметила Салкхисс.

— Вот и ужин, — одобрительно кивнул Торгард.

Но вместе поесть нам не довелось.

— Талисманы сделали свой выбор, — торжественно произнёс Отец, — Завтра я научу вас пользоваться ими. А сейчас ступайте вниз, на землю, и осмотрите свои владения.

Я глянул в шахту. Дымка рассеялась и сквозь неё явственно проступили очертания морей и материков. Онегайя была прямо под нами.

Поручни плавно опустились вниз.

— Прыгайте, дети мои, — сказал отец, — Ничего не бойтесь, ибо отныне вы бессмертны. Это ваша земля, ваше небо и ваши океаны — ничто не сможет повредить вам.

И они начали прыгать, один за другим. Без страха, без сомнений. А вот мне было не по себе.

Но снова оказываться последним не хотелось. Потому я легонько оттолкнул в сторону собиравшуюся с мыслями Салкхисс и нырнул головой вниз.

Земля неслась мне навстречу с безумной скоростью. Я вошёл в атмосферу и воздух вспыхнул вокруг, окутав меня сияющим коконом. Но я ничего не чувствовал — вернее ощущал всё, но наслаждался этим. Ни боли, ни страха — лишь безумное чувство полёта.

Спустя миг, показавшийся вечностью, я упал на луг с высокой колючей травой, показавшийся мне периной. Заяц тут же выскочил из рук и унёсся куда-то прочь.

Я лежал и смотрел на звёзды. Они падали одна за другой и я знал, что это мои братья и сёстры.

Возможно когда-то где-то у меня была настоящая семья. Однако теперь ею стали они.

Вершины гор окутывала вековечная тьма. Должно быть солнце ещё не сотворено, подумал я тогда. Тем лучше. Ночь мне нравилась куда больше, всегда нравилась — я почему-то знал это.

Я блуждал по лугам в долине широкой полноводной реки, вившейся змеёй меж невысоких, покрытых редкими деревьями, холмов. Чувства мои обострились, но при этом не мучила меня ни жажда, ни голод, ни усталость — я вообще забыл о них, точно о каком-то призраке из давно ушедшего прошлого.

Тишина и одиночество. Мне кажется, я не любил их и в прошлой своей жизни, но теперь я их буквально возненавидел. Хотелось просто поговорить, хоть с кем-нибудь.

Бормоча себе под нос старые анекдоты и временами хихикая я бродил в долине реки, нетерпеливо катившей свои красноватые воды куда-то на юг.

— Наверняка Отец давно забыл про меня, — говорил я своему новому другу-дереву, — Заглянул к толстяку, блондинчику, а потом пошёл к дочкам, напрочь забыв про меня. Он никогда меня не любил… Никогда…

Комок подкатил к горлу, захотелось плакать от жалости к самому себе. Хотя я, конечно же, не мог позволить себе подобного.

— Сын мой, — услышал я голос Отца в тот самый момент, когда надежда совершенно уже покинула меня.

— Отец, — я поднялся и посмотрел в его сторону.

Таким я видел его впервые. Высокий крепкий мужчина с густой, аккуратно остриженной бородой и длинными чёрными волосами, сквозь заросли которых пробивались седые пряди.

И он был в одежде.

— Интересный фасон, — сказал я, тут же позабыв обиду, и разглядывая его яркую тунику, — Можно мне такой же.

— Такой же или любой другой, — кивнул Онагэ, — Теперь ты можешь выглядеть так, как тебе самому захочется.

— Что и одежда тоже?

Я наморщил лоб и мысленно попытался накинуть на себя какой-нибудь нехитрый наряд.