и защищал от петушиных наскоков, все еще жду многого от его несомненного таланта. Но пока он выступает не в своем весе, пока в его творчестве, ограничивая значимость содержания и внося в него сумятицу, на первый план лезут формалистические забавы и забавки, и в его же интересах ему это надо сказать честно и открыто.

Ахмадулина обладает несомненным талантом к живописанию словом, но ведь факт, что облегченность и бесцветность содержания ее стихов постоянно подвергаются критике. С какой же целью набивает таким образом Орлов эту уравнилочную обойму, не находя в то же время места, скажем к примеру, для гражданственной поэзии Михаила Дудина и Василия Федорова? Может быть, правая рука не знает, что делает левая? Нет, знает, потому что уже в начале статьи Орлов признается: «У каждого из нас есть свои пристрастия». Не привожу других образцов кокетства субъективизмом и пристрастиями по недостатку времени — их найдется немало.

Так какой же должна быть критика — объективной или пристрастной? Если пристрастной, то пусть и печатают критики свои статьи для узкого круга — литературе от них скорее ознобно, чем жарко. Или, может быть, термин «пристрастность» равноценен понятию «требовательность»? Но вот что свидетельствует толковый словарь Ожегова: «Пристрастие… сильная склонность, несправедливое, необъективное отношение к чему-нибудь». (Аплодисменты.)

Спрашивается, будем ли мы, дезориентируя писателей и читателей, играть в эти игрушки и дальше или с учетом того, что сказано на съезде в адрес критики, поставим все на свое место?! (Аплодисменты.) Не обвиняю никого в злоумышлении — хочется думать, что упомянутые критики стали жертвой модной методологии и терминологии; не обвиняю газеты — им нелегко, у них предложения не покрывают спроса, а выходить надо. Решать проблему нам. Коллегиально. Поэтому хочу внести два предложения.

Первое — организовать при Секретариате Правления Союза писателей СССР представительную комиссию по критике с целью обобщения опыта, разработки и постановки проблем, организации дискуссий, координации усилий, и чтобы возглавил эту комиссию один из секретарей.

Второе — просить «Литературную газету» сократить количество мелких приплясывающих рецензий и ввести взамен, с одной стороны, колонку или две аннотаций, что очень важно для ориентации читателей в книжном потоке, а с другой — в каждом номере — критическую статью на полосу по одной книге, плохой или хорошей, даже одному рассказу или стихотворению с развернутым идейно-художественным анализом.

Тут тройная выгода — это развяжет руки критикам, потому что нельзя же заставлять серьезных людей заниматься чириканьем на пятьдесят строк, повысит уровень критической ответственности и, что особо важно, в первую очередь для воспитания молодежи, даст широким кругам читателей образцы углубленного и правильного подхода к суждению о книге и литературе.

Товарищи! Наша многонациональная литература, избрав в качестве идеала и цели преобразование общества на коммунистических началах, в условиях единомыслия и органической связи с народом, превратилась, независимо от неизбежных издержек, в главное прогрессивное течение мирового литературного процесса, стала феноменом, не имеющим аналогов.

Мы, литераторы,— и это было особо подчеркнуто на съезде партии,— работаем рука об руку с миллионами наших граждан всех профессий во имя всеобщего блага и прекрасного человеческого будущего, причем значение этого труда выходит далеко за внутренние пределы и учитывается В опыте других стран и народов.

Давайте же, товарищи, будем достойны нашей страны, нашего времени, нашей профессии, никогда не забывая, что слово — «полководец человечьей силы»! (Продолжительные аплодисменты.)