Валерия Малахова Богиня в стоптанных туфлях

1

Ранним лондонским утром 189* года, в тот час, когда немногочисленные прохожие торопятся по своим делам и оттого идут, не тратя время на взгляды по сторонам, посреди Бейкер-стрит внезапно застыла пожилая дама. Юноша, спешивший на работу, не успел затормозить и задел её локтем, но она, кажется, не заметила. Дама, невысокая, одетая опрятно, но немодно, несколько секунд подслеповато щурилась, пытаясь рассмотреть в утреннем тумане женщину, неторопливо идущую впереди. Наконец, поняв, что туман вот-вот скроет от неё ту, которую она, кажется, узнала, дама неуверенно произнесла:

— Джейн? Джейн Марпл?

Женщина, силуэт которой был уже почти неразличим, остановилась и обернулась, потом сделала несколько неуверенных шагов назад.

— Джудит Эккерсон! — изумлённо воскликнула она. — Джудит, неужели это ты?

И две старые подруги бросились в объятия друг друга.

— Ах, Джейн, сам Господь послал тебя мне! — всхлипнула Джудит.

— Тише, дорогая, тише, на нас оборачиваются люди. Пойдём ко мне, и ты расскажешь, что случилось — ведь неспроста ты проделала такой долгий путь и оказалась в Лондоне!

— Конечно, неспроста! Я ищу…

— Тише, — повторила Джейн. — Об этом вовсе не обязательно знать всей Бейкер-стрит. Пойдём.

Джудит поёжилась.

— Этот ваш Лондон — удивительно негостеприимный город, — пробормотала она.

— Что ты, — засмеялась её подруга, — вовсе нет. Он только приезжим таким кажется.

— Ну, так я и есть приезжая. А ты далеко отсюда живёшь?

— Нет, вон мой дом. Видишь коричневую дверь и жёлтые перила?

Джудит явно не терпелось рассказать наконец, зачем она приехала и кого ищет, так что Джейн не стала тратить время зря. Они с подругой поднялись наверх («На втором этаже у меня постояльцы», — пояснила Джейн) и вскоре уже сидели у камина с чашками горячего чая в руках. Кресла, в которых они устроились, были покрыты мягкими пледами цвета осенней травы. В углу комнаты стояло потёртое бюро, а возле него — стул явно из другого гарнитура. Массивный буфет смотрелся в небольшой гостиной немного неуместно, видимо, его перенесли сюда из большего помещения. На стенах были обои под муаровый шёлк, с букетами полевых цветов; цветы украшали и ковёр, лежавший на полу.

— Вообще-то я уже не Эккерсон, конечно, — с загадочным видом начала рассказывать Джудит, — моя теперешняя фамилия Трефьюсис.

Она замолчала, явно ожидая реакции на свои слова.

— Да и я не Марпл, — усмехнулась Джейн. — Но моя фамилия, конечно, не такая громкая. Тебя поздравить или посочувствовать, дорогая?

Джудит рассмеялась.

— Ты всегда была сдержанной, Джейн, и сейчас остаёшься.

— Мне кажется, с годами люди становятся спокойнее, — Джейн мечтательно улыбнулась, отставила чай и взяла вязание из корзинки, стоявшей возле её кресла. — Что ж, пожалуй, я рада за тебя.

— Он был… сложным человеком, — вздохнула Джудит. — Когда ты связан с большой политикой, такое бывает…

— Но в Лондон он тебя с собой не брал, — заметила Джейн.

— Не брал, — согласилась её подруга. — Говорил, не женское это дело, сиди лучше дома, ведь наш дом всегда должен быть готов принять высоких гостей.

— И часто приходилось… принимать?

— Бывало, — Джудит гордо приосанилась, но потом её лицо снова приняло озабоченное выражение. — Собственно, поэтому всё и случилось… Давай я расскажу тебе всё по порядку.

Джейн кивнула, не отрываясь от вязания.

— У нас с Джереми трое детей, все мальчики. Они уже выросли, у каждого своя семья… А я всегда хотела дочку. И когда брат Джереми, Майкл, поехал в Индию, я с радостью приняла в нашем доме его дочь Эмили. Теперь, когда Джереми не стало, мы с Эмили живём вдвоём. Она хорошая, добрая девушка, хотя немного экстравагантная, впрочем, сейчас принято говорить — современная. Ей едва двадцать исполнилось, а она уже считает, что лучше всех знает, как жить. Все мы такими были, правда — помнишь Марджери, она всегда обо всём имела мнение? Да и сама ты, признаться…

Джейн снова кивнула; спицы споро двигались в её руках.

— Конечно, Эмили Трефьюсис не может вращаться в кругу простых деревенских кумушек, но Ситтафорд — особенное место. У нас живут Фрэнксы, и Бэттлфилды, и Брэкстенхоллы, и даже сам капитан Тревеллиан! Уж не знаю, следишь ли ты за политикой, но говорят, что он самый вероятный кандидат на роль премьер-министра… Был, к сожалению.

Джейн посмотрела на подругу поверх вязания.

— А что с ним случилось?

— Ты просто не поверишь, Джейн! Его убили!

— Да что ты говоришь! — Джейн отложила вязание.

— Да, представь себе! Причём при таких таинственных обстоятельствах! А обвинили Джеймса, его племянника, и теперь Эмили вне себя от горя! Понимаешь, они с Джеймсом встречались, уже шла речь о браке, и вдруг такое… Бедная девочка, она так несчастна! Сидит в своей комнате, вся в слезах, не выходит целыми днями и без конца твердит, что Джеймс не мог этого сделать. Совсем спала с лица, и не ест почти ничего! Ах, Джейн, она так страдает… Вот я и поехала в Лондон, надо же спасать бедняжку! Говорят, на Бейкер-стрит живёт знаменитый детектив, мистер Холмс, и он может помочь моей Эмили! Джейн, ты наверняка его знаешь, ты всегда знаешь всех в округе.

— Конечно, я его знаю, Джудит! Он живёт этажом ниже. Мистер Шерлок Холмс и его друг доктор Джон Уотсон — мои постояльцы, дорогая. Пойдём, я отведу тебя к ним.

— О, Джейн! — с чувством воскликнула Джудит, аккуратно поставив чашку на столик. — Как только я увидела тебя, то сразу поняла: Господь посылает мне помощь! Познакомь меня скорее с мистером Холмсом, — она поднялась, старательно оправляя юбку.

Подруги торопливо вышли из комнаты.

* * *

Сколько лет Джейн каждый день ходит по этим ступенькам? Десять, не меньше. Их всего семнадцать на пролёт, четвёртая чуть более истёрлась, шестая скрипит. Надо бы поправить, но ей не мешает, скорее наоборот: лестница как будто живёт своей жизнью.

Тихо шуршит юбка, касаясь стены. Или это секунды шуршат, будто песок в песочных часах, убегая, не давая подумать? Четвёртая ступенька… пятая…

Когда Джейн Марпл выходила замуж за Марка Хадсона, она дала себе зарок: больше никаких преступлений. Тогда казалось, что Господь именно этого хочет от неё — чтобы она стала достойной женой своему супругу, отказалась от излишней самостоятельности, перестала заниматься неженскими делами… Воля небес была ясна как день: шутка ли — заполучить богатого жениха на сорок третьем году жизни? Марк и сам был немолод, но удивительно интересен; да, о таких именно так и говорят — интересный мужчина. С ним