вообще не выглядел так, будто в него стреляли. Она восхищалась его отказом принять не только ярлык и халат, но и боль. Бунтарь, схожий с ее взглядами.

— Оказалась не в том месте и не в то время. — Она не знала, попала ли в новости неудачная попытка наркопреступления, или же высшее начальство постаралось сохранить все в тайне. Это было самое крупное расследование в истории департамента, в котором участвовали офицеры и детективы из многих бюро, включая спецназ, Отдел убийств и даже Оргпреступность. То, что они считали мелкой операцией по борьбе с наркотиками, оказалось крупным наркокартелем, пересекающим штат и границу страны, и день расплаты превратился в настоящий пиар-кошмар, когда младший детектив, одержимый жаждой мести, нечаянно позволил наркобарону сбежать.

— А как насчет тебя? — спросила она, чтобы избежать дальнейших вопросов. — Ты служишь в правоохранительных органах?

— Я занимаюсь ресторанным бизнесом. — Он вытащил из бумажника визитную карточку и осторожно положил на столик рядом с ее кроватью. — Если тебе когда-нибудь захочется хорошо поесть, приходи в «Иль Таволино». Спросите меня. Лучшей итальянской кухни в городе ты не найдешь. Даже моя мать ела там, и это кое о чем говорит.

— Я и не подозревала, что ресторанный бизнес настолько опасен. — Ей было слишком больно, чтобы дотянуться до карточки, но она сумела улыбнуться.

— Жизнь сама собой опасна. Где был твой мужчина, чтобы защитить тебя?

Боже, только не еще один. Двадцать процентов присягнувших офицеров полиции были женщинами, и все же ей приходилось сталкиваться с таким традиционным отношением каждый день. Хотя младшие офицеры относились к ней с профессиональным уважением, большинство ее более авторитетных коллег с трудом принимали концепцию женщины с пистолетом.

— Мужчины, с которыми я была, не должны были меня защищать. Я могу защитить себя сама.

Хотя в данном случае она проделала не очень хорошую работу.

— Тогда они не настоящие мужчины.

Дверь открылась, и вошла медсестра. Она проверила жизненные показатели Габриэль, убедилась, что ей удобно, и задернула занавеску, разделяющую две кабинки.

Габриэль услышала шепот из-за занавески, переливы кокетливого смеха и низкий голос Луки, когда он пожелал медсестре спокойной ночи, прежде чем она вышла из комнаты.

Она вздохнула и уставилась в окно на мерцающие вдали городские огни. Лука явно был настоящим мужчиной — и тем, кто любил своих женщин молодыми, стройными и красивыми.

Это определенно был не самый удачный день. Но ведь удача никогда не была на ее стороне.

Вторая

— Возьми хорошую моцареллу. Более сырую, — прокричала в трубку мать Луки.

— Мама. У меня есть моцарелла. — Он помахал Роберто за прилавком в «Магазинчике Бьянки», единственном месте, где его мать могла купить продукты для воскресного ужина.

— Ее недостаточно. Нас будет больше. Скоро все придут. Сейчас приедут Нонна Кристина и Пеппер. Скоро придет Джози. Роза. Леле сейчас придет…

— Ма. Я взял достаточно моцареллы, чтобы накормить всю Сицилию. Сегодня только четверг. Если ее будет недостаточно, я успею докупить.

Он услышал треск и про себя застонал. Обернувшись, он увидел своего шестилетнего сына Маттео, стоявшего у разбитого цветочного горшка.

— Что это за шум? — его мать прервала свою тираду на полуслове.

— Маттео разбил цветочный горшок. Я думал, ты учишь его хорошему поведению. Куда бы мы ни пошли, он всегда попадает в неприятности. — Он махнул Паоло, чтобы тот разобрался с беспорядком. Высокий и долговязый, с подстриженными сбоку темными волосами, постоянно спадающими на лицо, семнадцатилетний Паоло помогал Маттео, выполнял поручения и доставлял посылки в течение последних нескольких лет в надежде, что однажды его примут в банду. Банду Луки.

— Он мальчик, — сказала мать. — Мальчики бегают. Пачкаются. Ломают вещи. Ввязываются в драки. Ты бегал по всему дому.

Младший брат Луки, Алекс, тоже бегал, пока не начал нюхать порошок, и тогда его подвижные дни закончились. Еще одна жертва зла, убившего и жену Луки и угрожает уничтожить город, который он любит.

— Скажи ему, чтобы не бегал по магазинам. — Он смотрел, как Паоло вытирает большие слезы, стекающие по лицу ребенка, и чувствовал укол вины за то, что не пошел утешать собственного сына.

— Это ты ему скажи. Ты его отец. Никогда не видишься с ним. Может быть, раз в неделю и по воскресеньям. Но этого недостаточно.

— Мама. У меня нет времени. Защита и обеспечение семьи — моя работа. Дисциплина. Манеры. Запрет на бег в помещениях — это твоя работа. Ты же со мной справилась. Я стою здесь и не бегаю, не ломаю вещи.

— Раз уж ты там стоишь, скажи Роберто, пусть придержит bracciole (*В Италии словом bracciole называют тонкие кусочки говядины, обжаренные на сковородке в собственном соку или с небольшим количеством оливкового масла. Их подают на стол с зеленым салатом или вареным картофелем. В итальяно-американской кухне брачиоле превратились в рулетики, сделанные из тонких кусочков мяса с сыром и обжаренными хлебными крошками — прим.редактора), — его мать фыркнула в трубку. — Я собираюсь приготовить пасту с фасолью. Алекс это обожает. Сейчас он много работает, и у него большой аппетит. Я готовлю ему завтрак, а он уже спрашивает, что на ужин.

У Луки не хватило духу сказать ей, что Алекс, проживавший дома в свои двадцать четыре года, целыми днями работал в кофейне, чтобы заработать денег на крэк, а по ночам тайком прокрадывался с женщинами в совместную с ним спальню, пока Лука не ушел из дома в восемнадцать лет.

Он прикрыл трубку ладонью и послал Паоло следить за машиной.

— Сиди здесь и не двигайся, — нахмурившись, он указал Маттео на стул у двери.

Мальчик был точной копией Джины: темные волосы, сильно загорелая кожа и круглое мягкое лицо. Постоянное визуальное напоминание о предательстве Джины было еще одной причиной, по которой Маттео теперь жил с матерью Луки.

Фрэнки и Майки мялись у прилавка магазина, пока он разговаривал с матерью.

Им обоим не приходилось мириться со своими матерями, живущими поблизости. Не только матерями, но и всеми кузенами, тетями, дядями, бабушками и дедушками, составляющими его семью — семью, которую отец Луки обесчестил, став информатором ФБР. С тех пор Лука пытался доказать, что он не сын своего отца.

У Фрэнки не было семьи, о которой стоило бы беспокоиться. Осиротевший в юности, он был принят в банду де Лукки, силовое подразделение новой правительственной криминальной семьи Нью-Йорка Гамболи и воспитан как мафиозный силовик, который заставляет дрожать от страха даже самых