— теперь уже не затруднился ответом Рощин, — они говорят, что этот вопрос очень многих занимал. Так что они не в силах и сказать, кто же автор. «Все мы авторы, от десятника до инженера, все, — говорят, — бетоном болеем!..» Из «недр», так сказать.

Рощин улыбнулся.

— Жаль, — сказал министр, — я поставил бы вопрос о самой высокой награде. Я думаю, все понимают и смелость и, прямо скажу, спасительность представленных перерасчетов... Товарищи заслуживают самую глубочайшую благодарность!.. И я благодарю их от имени партии и правительства!

Москва той же ночью утвердила снятие излишне запроектированного бетона.

69

И вот, наконец, наступил тот великий и вожделенный день, ради которого, по существу, и совершалось в течение целых пяти лет все, что совершалось на этих берегах.

Крепкий мороз и ветер. Спеша на митинг в ознаменование выдачи первого тока, сторонясь от встречных самосвалов, по бетонному мосту пристройки позади здания ГЭС идут Дементий Зверев и Иван Упоров. От стужи ломит во лбу. Суров северный ветер в раструбе Лощиногорской лощины! Оба они отогнули свои кожаные ушанки.

Слева, внизу, вырываясь из-под железобетонных пролетов, шумит и ревет бело-бурая Волга. И далеко-далеко, докуда достает взор, виднеется чистая, неподсильная стужам, не взятая льдом вода.

Эти дни морозы сменялись оттепелью, на железе, на бетоне оседал пышный, толстый куржак, затем снова охватывался морозом, вот отчего и стальные армконструкции, и выводные мачты высоковольтной передачи, по проводам которой скоро ринется электроток и к Москве и к Уралу, и даже стрелы подъемных кранов — все это бело-бело, словно бы из ослепительного белого мрамора выпиленное.

На пригорке, под самыми стенами внешней сборочной, высился просторный, с перилами, обтянутый кумачом помост-трибуна.

На пронзающем морозном ветру, среди инея и снега, среди всей этой исполинской панорамы заснеженного бетона, стали, с искропадами электросварки, чувство неожиданности рождалось от надписи, что издалека виднелась на алом полотнище, протянутом над трибуной: «Индийцы и русские — братья!»

Прихватывая пылающую от мороза щеку, Зверев указал Упорову на надпись.

— У них, в Индии, вероятно, сейчас благодать, жара!.. — сказал он.

Вокруг них все нарастала и накоплялась толпа. Люди со всех сторон текли на торжественный митинг пуска.

Заканчивал свое краткое слово, исполненное гордой радости, счастья и глубочайшей благодарности народу и партии, начальник строительства. Вот он заговорил о комсомольцах, о тех двенадцати тысячах юношей и девушек, что прибыли на эти берега с красной книжечкой комсомольской путевки у сердца.

— Комсомольцы! — восклицает Рощин, и репродукторы гулко разнесли это слово до самых гор. — О, какое емкое, какое могучее слово! Недаром же назван он — ленинский комсомол! Вся жизнь комсомола — это служение великим заветам Ленина, самоотверженный труд и подвиг на благо Родины.

И эта великая стройка тоже может по праву именоваться комсомольско-молодежной. Здесь трудилось более ста комсомольско-молодежных коллективов, бригад и экипажей экскаваторов, земснарядов и портальных кранов.

Следуя за коммунистами, соревнуясь с ними, вы, комсомольцы, вели за собою, возглавляли тысячи и тысячи молодых строителей. Когда ко мне, начальнику строительства, приходил молодой рабочий с красной книжечкой путевки, я уже знал, что он пришел просить работы потруднее, участок поответственней.

Вам есть чем гордиться! Но кичиться — это несвойственно вам. И вот о чем помните: пускай тебе или тебе, дорогой товарищ, значится двадцать или двадцать с небольшим лет. Но к этому прилагайте мысленно целые сорок лет советской власти, сорок лет строительства коммунизма, сорок лет, величайших в истории человечества. Ваша жизнь, молодежь, она вобрала в себя опыт Коммунистической партии и народа, строящего коммунизм.

Вот откуда в первую очередь поистине потрясающие достижения ваши и трудовые подвиги, которыми гордится весь народ.

Партия Ленина воспитала и взрастила вас!

Был и я комсомольцем. Для меня и моих сверстников в ту пору Магнитка была тем, чем для вас явилась ныне эта исполинская стройка.

В многолетней битве с могучей стихией вы прошли великую школу, приобрели суровую и несокрушимую закалку, обогатились немалыми гидротехническими познаниями, овладели новейшей техникой. Многие из вас пришли сюда простыми бетоноукладчиками, водителями самосвалов, слесарями и плотниками, а ныне обладают дипломами инженеров и техников благодаря нашему вечернему индустриальному институту. Наш гидроузел стал питомником новых технических кадров. Партия и народ призывают нас теперь на другие великие реки, на другие исполинские стройки.

Все, что мы с вами накопили, приобрели здесь, — наши знания и опыт, это мы берем с собою, на новые берега.

Только ошибок своих туда мы не возьмем! Да! Не возьмем!.. — зычно и убежденно провозгласил он и невольно смолк, ибо долго ничего нельзя было бы услыхать, кроме радостного ответного гула, и возгласов, и рукоплесканий, прокатившихся далеко-далеко по берегам великой реки.

70

Стол уже давно был накрыт к ужину, а Светланы и Василия все еще не было: что-то позадержались после митинга.

Максим Петрович, отдыхая в столовой, просматривал газеты и слушал передачу из Москвы.

Наталья Васильевна только что перепеленала и покормила грудью маленького и снова вышла в столовую. Ее не на шутку стало беспокоить долгое отсутствие Светланы.

— Да что это с ними? — проговорила она жалобно. — И чего ты их с собой не привез?

— Там молодежь собралась, шумела, я и не стал трогать: пускай помитингуют!

Бороздин искоса глянул на жену из-за листа газеты: он-то знал, ради чего осталась после митинга молодежь.

— Слушаю я тебя, Наташа, — сказал он, — и думаю: а сильно бы ты заскучала, при всей твоей занятости, если бы не по ком стало ныть!..

— Зато уж ты — бесчувственный отец! — обидевшись, возразила она. —Ты от бетона своего и сам забетоне́л! И во сне все бормочешь: «Закозлило виброхобот! Отставлю вас от бетона...»

И не выдержала — рассмеялась.

Рассмеялся и Бороздин. Вдруг он вслушался в голос диктора.

— Постой, постой, — сказал он жене. — Слышишь? Сейчас будут записи Шаляпина передавать.

Он подошел к приемнику и установил на лучшую слышимость. И они оба стали слушать.

Потом долго и долго молчали, растроганные, потрясенные. А когда почти без всякого перерыва диктор объявил, что сейчас выступят «в новом скетче» артисты, и послышались нагловато-бездушные голоса двух популярных самоуверенных остряков, Бороздин резко выключил приемник.

— Понятия у людей