Неправдоподобные истории фронтового разведчика

рассказ

У врача-рентгенолога Ивана Ивановича, словно предчувствуя начинающую метель, разболелась голова. Он откинулся на стуле и, прислонив голову к стене, устало закрыл глаза. Загадал желание, чтобы в коридоре никого бы не было, три раза плюнул через левое плечо. Тут же встал и выглянул за дверь.

Покосился на скрипящие петли и тут же неожиданно столкнулся лицом к лицу с небольшого росточка, сухоньким старичком с необычайно резкими движениями.

– Вы еще принимаете?

– Проходите, присаживайтесь, рассказывайте… – Иван Иванович вымыл под умывальником руки – Что у вас?

– Да болячки о себе знать дали… – посетитель кончиками пальцев нажимал на грудь в области сердца и морщился, – Не дают старые царапины спать. Вот хирург на снимок меня и направил. До семидесяти дожил, а ведь на рентгене и не бывал ни разу!

– Что снимать будем? – у Ивана Ивановича медленно выгибались брови в ходе прочтения протянутого направления, – Всю верхнюю половину?!Всю?!Так сильно боль, что ли, донимает?

– Ещё как достаёт! А этой весной даже чуточку посильней…

Врач перебирал в кармане связкой ключей, до последнего надеясь, что произошло недоразумение, и хирург сейчас перезвонит сам, даст отбой, и Иван Иванович пойдет домой… Поздний же посетитель и не думал уходить. Он удобно устроился на стуле и выжидающе смотрел в глаза рентгенолога;

– Снимок будем делать?

Два оборота ключа щелкнули в полной тишине, и Иван Иванович обернулся к пациенту;

– А что стряслось-то? А, дед?

Дед, задрав подбородок, прижимался к рентгеновскому «станку». Он морщился и что-то бормотал, не обращая внимания на раздраженный взгляд врача. Когда кабинка закрылась, в отражении мелькнули две крошечные белые точечки, которые можно было принять за что угодно, включая даже слезы пациента.

– Не дышать… Можно дышать… – врач вдруг развернулся, быстро подошел к столу и снова поднес к носу направление старика, – Что-о-о!!! Срочно?! Так я лаборанта же еще час назад отпустил! … Час уже!!!

Он почти с ненавистью вглядывался в невозмутимый взгляд деда. Через минуту, словно прочитав в дедовских глазах нечто, начал успокаиваться…

– Ну, раз надо, значит надо! Дедушка, ты посидишь здесь с полчасика, пока я снимок проявлю? – искоса заметил, что дед согласно кивнул. – Потом я тебе его отдам, и ты к хирургу с ним и пойдешь… Хорошо?

Только сейчас врач обратил внимание на наброшенный на спинку стула пиджак. На левой стороне заметил приколотую на груди наградную «трехэтажную» планку.

«Да у деда повоевано было!» – подумал с уважением Иван Иванович и захлопнул за собой двери крошечного закутка для проявки. Достав пластинку-негатив, он неожиданно для себя отметил, что головная боль таинственным образом исчезла, и он обрадовался этому необыкновенно. В благодарность он решил развлечь пациента;

– А что… – Иван Иванович напрягся и с трудом, но вспомнил имя-отчество пациента, – Владимир Викентьевич, может сердце все-таки?

Дощатая стенка перегородки, разделявшая их, совершенно не сдерживала звук. Заскрипел стул под ветераном.

– Да нет! Не… Не сердце! У меня с войны это! Из шмайсера немец меня с трех шагов очередью прошил! Четыре пули навылет! Во, как бывает! Четыре выстрела в упор, а я выжил! Никто не верил, что выживу я! Ни полковые медсёстры, ни врачи в госпитале… Даже в мертвецкой два часа пролежал!

– Ух-ты!– удивился Иван Иванович и тут же понял, что деду не верит. Совершенно не верит. Дедушка-та, оказывается, «ку-ку»… «Того», дедушка…

Даже незначительное повреждение пулей жизненно важных органов приводило к необратимым последствиям. Ну, а попадание сквозное, тем более многократное, возможности выжить бойцу лишало наверняка. Даже простому человеку поверить в такое было непросто. А Иван Иванович был еще и врач. К тому же прошёл практику после четвертого курса мединститута в одном из ленинградских военных госпиталей. Он-то знал наверняка – такое невозможно! То есть, у Владимира Викентьевича шансов выжить не было практически никаких.

Рентгенолог покрутил пальцем у виска и осекся – в памяти вдруг возникла наградная колодка ветерана. Затем махнул рукой, да уж чего там, – мели, дед, все, что взбредёт, потерплю.

– Почти всю Отечественную в разведке я… С февраля 1942– го по март 45-го! В госпиталях, правда, после этого ранения пять месяцев околачивался, а так тридцать месяцев на передовой. Пересчитал как-то – без одиннадцати девятьсот дней сухари грыз да под кустами спал, да спящим немцам горла перерезал. И выжил даже еще как-то!

Врач вспомнил про своего соседа-фронтовика, того еще фантазера, после второй стопки и не такое «вспоминающего». Задумчиво водил в проявителе пластинку с дедовскими ребрами.

– Это, наверное, дед, в разведке было?

– Конечно, в разведке! На Втором в Белоруссии! А ровно за неделю до этого меня от смерти отвело… Языка тогда брали…

– Я и Нечаев Федька прикрывать отход были поставлены. Ну, по сути, как это бывает, жены после таких вот приказов получали бумажки, что смертью храбрых, мол, и так далее… Так вот, через минут десять патроны закончились, гранаты закончились! Все! Кранты! По любому с Федькой полечь были должны тем утром… А тут чудо невероятное! Из лощины туман вверх полез. Густой, как сметана. Ветром, начавшимся, его мгновенно выдуло из низинки той! В трех шагах ничего не видно! За пару минут всю округу затянул! И не мы фашистов, ни они нас не видят! Мы с напарником как ломанулись бок о бок напролом, куда глаза глядят… Наобум с полчаса бежали от немцев! Оторвались, слава богу! В кустах отлежались и, когда стихло все, дальше двинулись, в сторону своих. Туман рассеиваться начал, когда вышли мы на заброшенную лесную дорогу. И надо вот так случиться опять было – за первым же поворотом нос к носу с немцами снова свело. Трое танкистов, перепачканных, с танком возились… Может, от своих отстали, может, сломались, то ли еще что – не знаю! Пока они в себя пришли, мы уже кончили их. А у тех на костре уже и завтрак приготовлен был – словно нас ждал, и шнапсу три бутылки в сумках! Фрицы еще дергались, когда мы их пайки съели и бутылку первую выпили. А потом что?… Что потом… А крышу сорвало напрочь после того чудесного спасения, зашлифованного шнапсом.

– На танке не покатались