хоть?– Иван Иванович беззвучно засмеялся.

– У меня ума не хватило бы, а Федька где-то верхов нахватался! Пока я жрачку по мешкам танкистов собирал, он внутрь забрался и двигатель завел. «Прокатимся, говорит, Викентьевич, напоследок?" Пьяненькие мы уже тогда были. Молодые, все нам по фиг! И по этой лесной дорожке мы и поехали. Примерно определили сторону линии фронта и заруливаем, значит, песни пьяные орем – восторг наружу выпрыгивает… Туман вокруг рассеялся почти совсем, как тут из леса в поле мы выехали. Вниз по склону оврага несемся, а тут лагерь немецкий по левую руку… Федька, ни слова не говоря, рычаг резко влево, и по палаткам с разворотами! Утюжил минут пять, потом снова на дорогу выскочил и дальше. Последнее, что помню, на опушке леса остановились. Из танка вылезли и … Веришь не веришь , на танк глянули и глазам собственным не поверили – она до кабины стала красной. В крови вся! Во, такихмы там делов понаделали! Покуролесили! Затем – по полстакана «хряпнули» и два грузовика с фрицами лоб в лоб расхрястали. Очнулись, как позднее выяснилось, уже через сутки, на нейтральной полосе. В густом перелеске… Танка поблизости уже не наблюдалось. Прижавшись ко мне, спал Федька с немецкой каской на голове. Еле растолкал его. «Каска откуда?», спрашиваю, а он в ответ по моей голове стучит; «А оттуда, откуда и у тебя!» Так самое смешное в этой истории то, что когда вечером к своим пробираться собрались, обнаружили, что в моем вещмешке две бутылки шнапса! А мы с Федькой прекрасно помнили, что у танкистов нашли три, вырубились на второй! Откуда еще одна? Неужели умудрились к кому-то в гости еще зайти?

Иван Иванович понимающе и согласно кивал головой, стоя в дверном проеме проявочной комнаты. На пол падали капли воды с рентгеновского снимка дедовых рёбер.

– Вам мемуары надо писать… – вкрадчиво и тихо произнес врач, глядя прямо в глаза пациенту, – такая история!

Глаза округлились от удивления, когда он, приблизившись к фронтовику, внимательно рассмотрел орденскую планку.

– Ни черта себе! У вас же орден Александра Невского! Вот так да!– с неподдельным уважением смотрел он на старика, – Это, наверное, за тот танк?

В ответ дед неожиданно рассмеялся и посмотрел на врача, как на мальчишку, будто бы сверху вниз.

– Нет, Иван Иванович… Нет, дорогой мой! Об этом случае я вот тебе чуть ли не впервые рассказываю! Что ты! Упаси боже! Нельзя было. Там ведь так сказать… – старик замолчал, явно подыскивая подходящие слова, – Понимаешь, ну такие там нюансы возникли… Нельзя было ничего говорить.

– Хорошо, а Красного Знамени тогда, за что дали?

– Знамени-то? – дед улыбнулся, – Там вообще случай интересный был … Это когда мы Кенигсберг брали! В конце войны уже!

Иван Иванович взглянул на часы и уже пожалел, что спросил; стрелки указывали на конец рабочего дня. А пациент, удобно откинувшись на стуле, явно демонстрировал то, что история не будет короткой.

– Да не переживайте!– дед с хитринкой посмотрел искоса на врача, – я уложусь до закрытия! Даже раньше, скорее всего, закончу…

Иван Иванович развел руками, мол, ну, ничем не хотел обидеть! Ничем! А сам, глубоко вздохнув, приготовился слушать очередные дедовские «враки».

– Наша разведгруппа получила задание прочесать один из кварталов Кенигсберга. Там могла укрываться большая группа немецких моряков, вырвавшаяся из захваченного порта. В одном из домов мы с ребятами разделились и поодиночке ползали в развалинах частного сектора. Несколько раз натыкался на уцелевших немок с детьми, стариков… А так кругом везде трупы, трупы, трупы… Вонь и трупы…

Старик достал папиросу и, не спрашивая, согласия и покрутил ее в пальцах.

– В одном из подвалов шорох за стенкой. Смотрю – рядом вместо выбитой двери висит одеяло и оттуда же звуки непонятные… Я сначала к стенке прижался, послушал малость, затем ствол автомата в щель между одеялом и косяком тихонечко просунул и «бах» одиночным в потолок! Ворвался внутрь… Сначала показалось,– никого… Но чуть присмотревшись в полумраке, вижу бабу в углу. Она так и замерла, когда ее мой выстрел застал! Ха! Представляешь, что этот момент я ее в пикантном положении остановил – она панталоны свои одевала! Я опешил немного, автомат за спину; «Пардон, фрау! Пардон!», говорю, и шаг назад делаю…

И перед тем, как выйти, взгляд совершеннейше случайно упал на лежащий перед зеркалом и хорошо видимый френч… И может я опустил бы это без внимания, если бы не эполеты! Мать родная! И тут взглядом с немочкой этой еще встретился… Расфуфыренная такая, красавица – мама не горюй, волосы белые до плеч, губы накрашены, а взгляд … – мужской!

А та в себя приходит и от панталон своих руки убирает. Оп-па-на! А ноги-то волосатые, как у гориллы! Я снова на мушку, только на этот раз не ее, а его! «Хенде,– ору,-хох»! «Сука!» и «Не выделывайся!», на немецком! Так и вел его до своих, в панталонах и женской блузке… В скатерти через плечо все его принадлежности, в том числе китель, документы, парабеллум, кортик.

А в штабе у всех рты пооткрывались! Целого, я оказывается, контр-адмирала в плен в одиночку взял! Вот так вот! Документы контрразведка вместе с фрицем забрали, парабеллум адмиральский командиру достался, ну а мне– орден. И в качестве трофея мундир его. Сувенир, как сейчас сказал бы! Как мне взводный тогда сказал: «Контрразведке он и на хрен не нужен, а ты внукам покажешь – доказательство!»

Дед замолчал, спросил и тихо у Ивана Ивановича;

– А у вас сын есть?– видя утвердительное покачивание головы врача, – В войну ведь играет? Давайте я ему подарю? Все равно пропадёт! куда мне этот мундир? Да и показывать некому…

– Ну врать же ты, дед!– прошептал, улыбнулся Иван Иванович и, улыбнувшись, смотрел вслед пациенту, пока тот не скрылся за массивными стволами тополей, обступивших здание , в котором и располагался рентгенкабинет. Он понял, что поймал деда на откровенной лжи! Дед и предполагать не мог, как хорошо врач, помимо своей работы, знал историю, особенно историю Великой Отечественной Войны! Изучал и помнил такие детали, о которых знал лишь узкий круг историков и военных. И среди этих вот подробностей был один факт – немцы эвакуировали штабы минимум за месяц до наступления Красной Армии на тот или иной участок фронта. Значит, этот самый контр-адмирал даже гипотетически не мог столкнуться в подвале с разведчиком! Никак не мог!

Внезапно он увидел, что Владимир Викентьевич