ему сюрпризов не преподнесла. Обычные голодранцы, записавшиеся в поход со своим сеньором, чтобы жрать посытнее. Когда-то, много лет тому назад, примерно таким был и сам Вира. Худой, длинный, неопрятный. Он до сих пор помнил, как стоял на вербовочном пункте, боясь, что ему откажут и отправят обратно домой. Тогда он еще не знал, что сержанты берут всех, кто способен стоять с копьем в руках — вакансии пикинеров в имперской армии никогда не закрывались.

Один из его бандитов был вооружен топором и щитом, второй орудовал, причем неумело, косой на длинном древке. С щитоносцем наемник расправился быстро, просто выстрелил ему в лицо, обозначив сперва укол в живот. Затем связал “копье” второго, вышел в короткую дистанцию и без затей рубанул вчерашнего селянина по шее. После чего сразу бросился к Юлии — она больше прочих нуждалась в помощи.

Он опоздал на какие-то несколько ударов сердца. Успел увидеть, как тамбурино сумела-таки преодолеть внутренний блок и с размаху опустила глефу на плечо одного из своих противников. Но не успела выдернуть лезвие и товарищ убитого всадил ей короткий тесак в живот.

Девчонка закричала, как те лошади, по которым недавно стрелял Ру. Ударила бандита древком в лицо и, потратив на то все силы, рухнула на землю. Вира закончил ее работу двумя экономными уколами.

Остарий, зарубив последнего разбойника, первым делом бросился к Юлии. Деловито вспорол ее окровавленный камзол кинжалом и сразу погрустнел лицом. Рана была огромной, рваной и грязной — свой тесак злодей не чистил с момента получения.

Тогда он положил голову девчонки себе на колени и стал читать молитву. Вира не слушал знакомые, сотни раз повторенные слова. Он смотрел, как руки монаха пережимают артерию на шее циркачки. Смотрел до момента, пока глаза Юлии не закрылись, а дыхание не затихло.

В неловком этом оцепенении они провели несколько минут. Каждому из мужчин приходилось видеть смерть, и оба они привыкли ко взгляду безносой. Но всегда, разминувшись со взмахом ее костлявой руки, они молчаливо отдавали дань памяти тому, кому сделать этого не удалось.

— Они потеряли почти половину людей. — Вира первым нарушил тишину. — И своего барона. С такой раной он не боец, ему бы сейчас до дома добраться.

— Думаешь они теперь уйдут? — безразлично отозвался Сфорэ. И неожиданно для наемника закончил: — Да черта с два!

Вира выгнул бровь, демонстрируя реакцию на сквернословящего монаха, который совсем недавно просил его следить за языком. Но не стал никак комментировать эту вспышку эмоций. Лишь уточнил.

— Почему ты так считаешь, брат-остарий?

— Мы живы. Мы видели герб этого барона. Он ведь не заручился поддержкой герцога Табрана, отправляясь в этот поход. Его вылазка может привести к войне. Они попытаются напасть еще раз.

Наемник улыбнулся. Снисходительно, как опытный солдат, услышавший глупую реплику новобранца.

— Они лишь люди, Йованне. Они напуганы…

Закончить фразу он не успел. Был прерван появлением нового действующего лица.

— Это демоны.

Мать-настоятельница монастыря менестериалий приблизилась незаметно. Казалось бы — жизнь в старой карге едва теплилась, от такой максимум ждешь неторопливой ходьбы с постукиванием посоха, но нет! Эта… в высшей степени достойная пожилая женщина умудрялась не просто ходить, а еще и подкрадываться. Неприятно было это сознавать, но своим внезапным появлением она его немного напугала. Да что там — немного! Будь Людовико Вира один, он бы выругался и святых помянул — и плевать на сан старухи. А нечего из себя лазутчика изображать, да сразу после кровавой схватки! Так можно и на клинок нарваться!

Но рядом с ним стоял еще один… носитель духовного сана. Монах. Вместе с которым они только что вместе отбили нападение на монастырь. Дрались вместе. Что-что, а боевое братство наемник всегда умел уважать.

Поэтому он не стал ругаться, а лишь огладил вислые усы. Хмуро посмотрел на настоятельницу и ткнул носком сапога тело одного из мертвецов. Обычного человека, которого проткнули спадой, от чего он и умер. Никакого не демона. Вряд ли клинок монаха, которым несчастного и убили, был освящен. Вира его видел — хорошая спада, длинная, но из обычного металла.

Остарий к словам старухи отнесся с куда большим вниманием. Убрал в ножны тщательно протертый от крови клинок и повернулся к ней.

— Почему вы так решили, матушка?

“Почему вы так решили, матушка? — про себя передразнил наемник монаха. — Уж не потому ли, что впервые на вашу тихую обитель нападают табранские разбойники и для вас это равносильно открытию врат одной из Преисподней?”

Словно услышав его мысли, настоятельница ответила.

— На нас не впервые нападают, брат Йованне. Это же пограничье, а табранские “лесные рыцари” и раньше грабили окрестные земли. Но отрез плащаницы Святой Йанны прежде не менял цвет.

И в качестве доказательства она протянула монаху небольшой кусок толстой кожи с пришитой к нему кроваво-красно тряпицей. Тот вздрогнул, одними губами произнес короткую молитву Единому и бережно принял из рук старухи реликвию.

— Тот самый? — спросил он.

— Да. И как тебе известно, такой цвет плащаница принимает только в одном случае.

— Если рядом твари из Преисподних. — закончил остарий.

— Истинно так.

Наемник считал себя человеком современным и на россказни о демонах всегда реагировал презрительным хмыканьем. Какие демоны, сеньоры, спрашивал он, когда речь заходила о выходцах из нижних миров. Вы видели, что после себя оставляет армия вторжения северян? Или капища димаутрианцев в их влажных джунглях? Видели, как приносят жертвы племена орьяк? Вот то то же! А я видел, сеньоры, во всех, будь они прокляты, подробностях. И могу с уверенностью сказать, что делали все это люди, а никакие не демоны. Твари из Преисподних не более чем страшилка для детей, сеньоры. И отличное оправдание скотского поведения для взрослых.

Но Сфорэ очень серьезно отнесся к этой тряпочке, а Вира уже успел его неплохо узнать, чтобы понимать — он не фанатик. Если уж монах помрачнел, глядя на реликвию, тому была причина.

— А обычно она какого цвета? — зачем-то спросил он. Как будто это было так важно — какого тряпка была цвета до того, как “почуяла” демонов.

— Зеленая. Это же плащаница Йанны. — очень “понятно” отозвался брат-остарий.

— Ясно. И что же это меняет?

Наемник хотел сказать, что надо похоронить мертвецов и готовится к следующей атаке разбойников, раз уж монах считает, что те нападут. Или еще чем заняться, но не точить лясы о потусторонних сущностях.

— Мы должны предупредить Церковь! — твердо произнес остарий.

— Верно. — поддержала его