земного над небесным, характерного для содержания всех фаблио. Частые упоминания Нога и святых звучат в них лишь как обиходные выражения. Не раз силы небесные призываются персонажами фаблио на помощь в самых неблагочестивых делах, вроде, например, супружеской измены, — и помогают! А уж по отношению к служителям церкви авторы фаблио держат себя и того вольней. Если Рютбёф в «Завещании осла» с некоторым добродушием изображает пройдоху-попа, остроумной выдумкой спасшего себя от наказания, то епископ, уже отнюдь не добродушно, выставлен здесь хитрым лицемером, взяточником и бессовестным ханжой. Составители фаблио, сами совсем не настроенные на постный лад, ядовито вышучивают и чревоугодие церковников, и их любовные авантюры. Близость к фольклору — к сказкам и анекдотам о попах, распространенным v многих народов, — в этом жанре городской литературы сильно дает себя знать.

Внутренняя свобода, присущая авторам фаблио в отношении к изображаемому, их знание жизни, их пристрастие к юмору — все это сказывалось не только на выборе и обрисовке персонажей, но и на других средствах художественного изображения.

Сюжеты фаблио по большей части носят комический характер или, но крайней мере, содержат ряд комических эпизодов и ситуаций. Излюбленный сюжетный материал рассказчиков — супружеские измены, женские хитрости. Некоторые литературоведы считают, что здесь отразился взгляд средневековой католической церкви на женщину как на носительницу первородного греха, «сосуд диавола». Но тогда почему же рассказчики так любуются этими «сосудами диавола»? Ведь о нарушительницах супружеской верности, об их уловках и вранье, об их измывательстве над недалекими мужьями, наконец, о дружной взаимной поддержке женщин во всякого рода любовных авантюрах фаблио обычно рассказывают сочувственно, даже, можно сказать, со смаком. Какое уж тут влияние церкви! Нет. все это скорее объясняется бурным жизнелюбием и стремлением найти отдушину для свободного, радостного чувства, которое подавлялось в средневековом браке, зачастую заключаемом но расчету. Лишь очень редко авторы фаблио (как, например, в фаблио «О ребенке, растаявшем на солнце») становятся на сторону обманутых мужей и отстаивают святость брака.

Преобладающее в фаблио комическое начало находит соответствие и в незатейливой, но выразительной ритмике традиционного восьмисложника с парными рифмами и, главное, в свободе и непринужденности рассказа, прерываемого замечаниями самого рассказчика, его ссылками на свои наблюдения, обращениями к слушателям и т. п. Даже заключительные строчки, содержащие как бы вывод из рассказанного, автор зачастую превращает в шутку — в пародию на ожидаемую но традиции «мораль».

Поиски занимательного сюжета часто уводили народных рассказчиков за пределы вероятного, а вместе с тем они и их слушатели были большими привержен ними правдоподобия, — вот почему в фаблио столь часто встречаются ссылки на разные города и местности Франции, где якобы происходили события. Эта явно фиктивная достоверность нередко создавала и дополнительный комический аффект.

Так в творчестве поэтов и жонглеров Франции XII-XIII веков видны уже первые ростки того реалистического жанра, которому суждено было расцвести в новеллах Возрождения.

Валентина Дынник

Об Аристотеле