- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (35) »
двадцать лет! Была ему женою, но их брак не был узаконен! Просто жили как жили. Поэтому после его смерти бедняжка не получила ни гроша! Завещания Брион не составил, а по закону она ему никто! Значит, ей ничего не положено.
Луиза торжествующе оглядывает наши лица. Это тоже любопытно. Похоже, дело о пропавшей дочери не так уж просто. Интересно…
— Поэтому я и не люблю новомодных браков без законного венчания! — важно произносит Луиза. — Светик, на будущее, обязательно регистрируй свой брак! В противном случае останешься ни с чем! Все мы зависим от воли Божьей.
Светлана, кивая, выслушивает нравоучение мадам Робер.
— Мой милый супруг, — ласково обращается Луиза к мужу, — когда мы пойдем домой?
— Уже сейчас, — пожимает Робер плечами.
Так мы и расстаемся. Меня очень волнует петиция… Никто не хочет слушать моих советов. Где ваша логика, граждане?
— Не понимаю, почему все вцепились в эту петицию?! — восклицает Светик. — Макс, ты же всё им понятно объяснил!
Я пожимаю плечами. Что тут поделаешь. Если уж люди что–то вобьют себе в голову, то даже сила небесная их не переубедит. Печально, но факт.
Я, Антуан Барнав, мне 30 лет. Мои успехи в политике нельзя не заметить. В свои молодые годы я имею широкую популярность не только в Париже, но и во всей Европе. А поклонницы мне просто проходу не дают. Любовные послания приходят пачками. Зимой я топлю ими камин. Сейчас я в растерянности. Вопрос о судьбе короля — решающий. Удастся ли нам добиться того, чтобы Собрание его оправдало? Очень печально, но популярность нашего триумвирата — Ламета, Дюпора и меня — начинает падать. Мы уже не пользуемся былым влиянием в Якобинском клубе. Вчера в клубе мы не могли даже слова вставить. А насмешливые взгляды оборванцев вроде Демулена выводят меня из себя! — Вопрос о судьбе короля остается открытым, — говорит Ламет. — Всё очень сложно. Однако далеко не безнадежно. — Меня беспокоит то, что мы постепенно теряем нашу популярность, — говорю я. — Да, — кивает Дюпор. — Якобинский клуб уже давно не наш. А ведь этот клуб очень влиятелен. Его слава гремит по всей Франции. — У меня есть предложение, — продолжаю я. — Я давно думал об этом… Сейчас как раз самый подходящий момент! Надо открыть свой клуб! Ламет и Дюпор вопросительно смотрят на меня. — Кого сейчас удивишь клубами, — пожимает плечами Ламет. — Их открываются сотни! Но настоящее влияние имеют только те клубы, что открылись на заре революции… — Это будет не совсем новый клуб, — поясняю я. — Мы дадим клич, что все истинные патриоты и друзья Конституции отныне перебрались в наш новый клуб! В прежнем клубе остались лишь враги и мятежники. — Открытие клуба довольно хлопотное дело, — говорит Дюпор. — У меня уже всё готово, — успокаиваю я его. — Всё это время я трудился, чтобы приготовить нам этот путь. Простите, что держал в тайне, у меня не было уверенности, что нам удастся применить этот план. — Простите, но чем нынешняя ситуация более благотворна для открытия клуба? — спрашивает Ламет. — Петиция против короля, которую хотят утвердить в клубе Якобинцев, — поясняю я, — если Луи Тупого оправдают, то поддержавшие петицию будут мятежниками — а мы, истинные друзья Конституции, не можем находиться рядом с мятежниками! Вы меня понимаете? Ламет и Дюпор переглядываются. На их лицах появляются улыбки! — Ловко придумано! — восклицает Ламет. — Браво! — хлопает Дюпор. Я самодовольно усмехаюсь: — Открыв новый клуб, мы лишим шайку Робеспьера его политического веса, и привлечем на свою сторону клубы провинций. — А если Луи призовут к ответственности? — спрашивает Дюпор. — Что тогда? — Я этого не допущу! — горячо восклицаю я. — Я тоже, — кивает Ламет. Да, Ламет председатель Собрания, от него многое зависит. — Простите, но, на мой взгляд, было бы лучшее вообще не допустить петиции, — делится мыслями Дюпор. — Если Луи оправдают, мы можем покинуть клуб и без петиции, сославшись на мятежное настроение наших коллег. — Почему вас так пугает эта петиция? — интересуется Ламет. — Любой бунт опасен, — верно замечает Дюпор. — Он может стать стихией. Составление петиции может обернуться для нас тем, чем обернулось взятие Бастилии для короля. Дюпор прав. Петиция представляет для нас опасность. — Я постараюсь скорее увидится с Лафайетом и мэром Байи, — говорю я. — Мы это обсудим. — Кстати, о Робеспьере, — говорит Дюпор, — как я понимаю, он против петиции. — Да, Робеспьер слишком расчётлив и хорошо знает закон, — неохотно киваю я, — петицию он вряд ли поддержит. Хотя… кто его знает. Увы, весь клуб Якобинцев поступит так, как решит Робеспьер. — Главные виновники петиции Дантон и Лакло, — говорит Дюпор. — Если бы с ними договориться… — Да, — киваю я, — Ламет, они ведь ваши приятели! Не понимаю, как такой человек завёл приятельские отношения с этим сбродом. Лакло — автор глупейшего романа человечества «Опасные связи», а Дантон — городской пьяница. Я молчу про Демулена и Лежандра — как мог Ламет вообще общаться с этими болванами! — Я попробую поговорить с Дантоном, — кивает Ламет. — Но не уверен, что это принесёт какие–либо плоды. Я тоже не уверен. Вернее, уверен, что это будет бесполезно. Они всеми силами расчищают путь для герцога Орлеанского. Засадить бы их в тюрьму месяца на два, пока всё не стихнет. Нет, Ламет этого не позволит. Он считает, что это опасно. А их присутствие в Париже не опасно? — Дантон соратник Орлеанского, — повторяет мои мысли Дюпор. — Его цель — сделать герцога регентом. Вот и причина петиции! — Соратник, скорее собутыльник, — хмыкаю я. — Они вдвоём вечерами шляются по кабакам и домам терпимости. Именно в этих заведениях их, наверно, и посетила идея петиции. — Они своего рода единомышленники, — усмехается Дюпор. Это точно. У них на уме только выпивка и девки. — А если всё сложится так, как мы планировали? — размышляет Ламет. — Ну, оправдаем мы Луи Тупого, ну, воцарится конституционная монархия. Что дальше? Дальше чистить обувь монархам? — Думаю, постепенно мы сможем их сместить, — отвечает Дюпор. — А мне кажется, что монархи насмехаются над нами, — возражает Ламет. — Они планируют потом сместить нас. — Не будем сейчас об этом, — перебиваю я их. — Ха, вас так очаровала Мария — Антуанетта, — они хихикают. — Ласковая речь опаснее самого смазливого личика. Как мне осточертели эти шуточки. Да, мне льстит, что королева избрала меня своим другом и
Я, Антуан Барнав, мне 30 лет. Мои успехи в политике нельзя не заметить. В свои молодые годы я имею широкую популярность не только в Париже, но и во всей Европе. А поклонницы мне просто проходу не дают. Любовные послания приходят пачками. Зимой я топлю ими камин. Сейчас я в растерянности. Вопрос о судьбе короля — решающий. Удастся ли нам добиться того, чтобы Собрание его оправдало? Очень печально, но популярность нашего триумвирата — Ламета, Дюпора и меня — начинает падать. Мы уже не пользуемся былым влиянием в Якобинском клубе. Вчера в клубе мы не могли даже слова вставить. А насмешливые взгляды оборванцев вроде Демулена выводят меня из себя! — Вопрос о судьбе короля остается открытым, — говорит Ламет. — Всё очень сложно. Однако далеко не безнадежно. — Меня беспокоит то, что мы постепенно теряем нашу популярность, — говорю я. — Да, — кивает Дюпор. — Якобинский клуб уже давно не наш. А ведь этот клуб очень влиятелен. Его слава гремит по всей Франции. — У меня есть предложение, — продолжаю я. — Я давно думал об этом… Сейчас как раз самый подходящий момент! Надо открыть свой клуб! Ламет и Дюпор вопросительно смотрят на меня. — Кого сейчас удивишь клубами, — пожимает плечами Ламет. — Их открываются сотни! Но настоящее влияние имеют только те клубы, что открылись на заре революции… — Это будет не совсем новый клуб, — поясняю я. — Мы дадим клич, что все истинные патриоты и друзья Конституции отныне перебрались в наш новый клуб! В прежнем клубе остались лишь враги и мятежники. — Открытие клуба довольно хлопотное дело, — говорит Дюпор. — У меня уже всё готово, — успокаиваю я его. — Всё это время я трудился, чтобы приготовить нам этот путь. Простите, что держал в тайне, у меня не было уверенности, что нам удастся применить этот план. — Простите, но чем нынешняя ситуация более благотворна для открытия клуба? — спрашивает Ламет. — Петиция против короля, которую хотят утвердить в клубе Якобинцев, — поясняю я, — если Луи Тупого оправдают, то поддержавшие петицию будут мятежниками — а мы, истинные друзья Конституции, не можем находиться рядом с мятежниками! Вы меня понимаете? Ламет и Дюпор переглядываются. На их лицах появляются улыбки! — Ловко придумано! — восклицает Ламет. — Браво! — хлопает Дюпор. Я самодовольно усмехаюсь: — Открыв новый клуб, мы лишим шайку Робеспьера его политического веса, и привлечем на свою сторону клубы провинций. — А если Луи призовут к ответственности? — спрашивает Дюпор. — Что тогда? — Я этого не допущу! — горячо восклицаю я. — Я тоже, — кивает Ламет. Да, Ламет председатель Собрания, от него многое зависит. — Простите, но, на мой взгляд, было бы лучшее вообще не допустить петиции, — делится мыслями Дюпор. — Если Луи оправдают, мы можем покинуть клуб и без петиции, сославшись на мятежное настроение наших коллег. — Почему вас так пугает эта петиция? — интересуется Ламет. — Любой бунт опасен, — верно замечает Дюпор. — Он может стать стихией. Составление петиции может обернуться для нас тем, чем обернулось взятие Бастилии для короля. Дюпор прав. Петиция представляет для нас опасность. — Я постараюсь скорее увидится с Лафайетом и мэром Байи, — говорю я. — Мы это обсудим. — Кстати, о Робеспьере, — говорит Дюпор, — как я понимаю, он против петиции. — Да, Робеспьер слишком расчётлив и хорошо знает закон, — неохотно киваю я, — петицию он вряд ли поддержит. Хотя… кто его знает. Увы, весь клуб Якобинцев поступит так, как решит Робеспьер. — Главные виновники петиции Дантон и Лакло, — говорит Дюпор. — Если бы с ними договориться… — Да, — киваю я, — Ламет, они ведь ваши приятели! Не понимаю, как такой человек завёл приятельские отношения с этим сбродом. Лакло — автор глупейшего романа человечества «Опасные связи», а Дантон — городской пьяница. Я молчу про Демулена и Лежандра — как мог Ламет вообще общаться с этими болванами! — Я попробую поговорить с Дантоном, — кивает Ламет. — Но не уверен, что это принесёт какие–либо плоды. Я тоже не уверен. Вернее, уверен, что это будет бесполезно. Они всеми силами расчищают путь для герцога Орлеанского. Засадить бы их в тюрьму месяца на два, пока всё не стихнет. Нет, Ламет этого не позволит. Он считает, что это опасно. А их присутствие в Париже не опасно? — Дантон соратник Орлеанского, — повторяет мои мысли Дюпор. — Его цель — сделать герцога регентом. Вот и причина петиции! — Соратник, скорее собутыльник, — хмыкаю я. — Они вдвоём вечерами шляются по кабакам и домам терпимости. Именно в этих заведениях их, наверно, и посетила идея петиции. — Они своего рода единомышленники, — усмехается Дюпор. Это точно. У них на уме только выпивка и девки. — А если всё сложится так, как мы планировали? — размышляет Ламет. — Ну, оправдаем мы Луи Тупого, ну, воцарится конституционная монархия. Что дальше? Дальше чистить обувь монархам? — Думаю, постепенно мы сможем их сместить, — отвечает Дюпор. — А мне кажется, что монархи насмехаются над нами, — возражает Ламет. — Они планируют потом сместить нас. — Не будем сейчас об этом, — перебиваю я их. — Ха, вас так очаровала Мария — Антуанетта, — они хихикают. — Ласковая речь опаснее самого смазливого личика. Как мне осточертели эти шуточки. Да, мне льстит, что королева избрала меня своим другом и
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (35) »