главному корпусу. В реальности же всё дело было в сдерживании побегов учеников после комендантского часа, у нового корпуса гимназии был такой высокий уровень охраны, что войти или выйти туда в период с восьми вечера до семи утра было чем-то невозможным. Не то чтобы никто не пробовал, но никому так и не удалось.

Его родители остановились на парковке для посетителей, где уже была куча машин, а вокруг шумели другие ученики и их провожатые. Родители Зейна, в отличие от них, парковаться не стали. Мотор всё ещё работал, они повернулись к нему со своих сидений, и парень взял свою сумку.

— Увидимся на Рождество, — пробормотал он, открывая дверь.

— Надеюсь, в лучшем настроении, — сказала его мама. Она открыла свою дверь и тоже вышла. — Давай, Зейн. Обними свою маму, прежде чем уходить. — Он, напряжённый, шагнул вперёд и позволил себя обнять. — Люди смотрят. Не позорь меня.

— Даже и не думал, — пробормотал парень, обнимая её в ответ.

Отец помахал ему из машины, когда мама села обратно. Ну… вот как-то так. Они уехали, оставляя его на переполненной парковке, с сумкой, висящей на опущенном плече. Он старался выглядеть настолько подавленно, насколько только мог, даже пнул пару камешков и прутиков, пока машина не скрылась их виду. А после он закинул сумку повыше и ухмыльнулся.

Да начнётся новый учебный год.

На пути к главному корпусу он миновал нескольких знакомых. Некоторые обнимали родителей и слезливо прощались, другие — жаловались и ругались из-за того, что их оставляют здесь ещё на год. Были и новички. Эти выглядели взволнованно, даже нервно. Они затравленно смотрели на большое здание, сжимали материнские руки и бросали на родителей такой взгляд, словно их как минимум предали: как же, оставят в этом месте. Зейн помнил свой первый год обучения, помнил, что значит быть здесь новичком. Он сожалел им, очень даже, но вскоре для них всё наладится.

Как только он зашёл в здание, сразу же остановился возле двух охранников академии. Это была часть протокола — он и глазом не моргнул, пока осматривали его багаж и облапывали его самого, проверяя, не пронёс ли он пушку, наркотики или что-то такое.

— Телефон, — сказал один, протягивая руку.

— У меня его нет, приятель, — ответил Зейн. Он пожал плечами, получив недоверчивый взгляд, и добавил: — Хотите, проверьте снова. У меня его нет. Родители конфисковали этим летом.

— Хорошо, — согласился один из них. — Ты чист.

Второй сверился с чем-то в своём телефоне.

— Зейн Малик, комната 28, — он сделал паузу, приподняв брови. — Поздравляю, у тебя новый сосед.

Парень натянуто улыбнулся.

— Отлично.

— А теперь иди, — ему вежливо указали рукой направление. — Не задерживай очередь.

Зейн закатил глаза и забрал сумку. Позже, когда осмотр у дверей прекратится, он прошмыгнёт во двор и заберёт из кустов свой телефон и пачку сигарет с зажигалкой. Он не настолько глупый, чтобы принести телефон на осмотр, но парень за ним (должно быть, новичок) этого не знает. Зейн наблюдает, как парень отдаёт охраннику телефон и тот кладёт его в свой карман, как парень начинает ругаться и говорить, что его родители об этом узнают и лучше бы им вернуть телефон назад.

Пустая трата времени. Скоро и жертва «наглого грабежа» это осознает, но Зейн предпочёл ему ничего не говорить. Никто не предупредил его в своё время, и теперь он не собирается, в свою очередь, никого предупреждать. В этом месте ты должен научиться отвечать за себя, иначе придётся спать с открытыми глазами.

Он прошёл мимо холла, мимо дверей в кафетерий и офиса, мимо ступенек, ведущих на второй этаж. Он шёл и шёл, мимо ступенек вниз, к душевым, мимо комнат преподавателей, пока не добрался до конца коридора. Здесь была старая и побитая жизнью лестница, перила скрипели, пока он поднимался. На втором этаже было огромное окно, но Зейн не остановился, чтобы выглянуть из него. Тем не менее, пришлось поправить шлею сумки, так как она сползала, и груз казался тяжелее, чем был на самом деле.

Поднявшись наверх, он усмехнулся звукам за дверью. Остановился, поправил волосы, расправил рубашку, принял уверенный и надменный вид, а затем открыл двери и вошёл в гостиную.

Есть что-то такое в первом дне. Вся гостиная представляет собой чистейший хаос. Все двери открыты, в коридоре валяются сумки, люди здороваются друг с другом после каникул, некоторые — дружелюбно, некоторые… не столь дружелюбно (Зейн уходит от стычки, где один парень пытается зарядить другому в голову, и не совсем ясно, шуточная это драка или настоящая). Все или распаковывают вещи или мешают это делать другим. Люди улыбаются ему, когда парень проходит мимо. Кое-кто пытается привлечь его внимание и вовлечь в разговор. Зейн идёт мимо — подбородок приподнят, глаза прищурены.

Во всём общежитии только три закрытых двери, и на одной из них большой номер «28».

Зейн останавливается перед ней и кладёт сумку на пол. Он думает, стоит ли просто зайти и показать, кто тут хозяин. Он ведь совсем не мудак, и не хочет таким показаться. Но в то же время Зейн не хочет показаться мягкотелым. Первое впечатление в этом месте играет очень важную роль.

В конце-концов он стучит в дверь, попутно отпирая её ключом. Дверь слегка заедает, и только спустя мгновение в его нос бьёт влажный, застоявшийся воздух, заставляя поморщиться.

Внутри уже сидит парень с невероятной блондинистой шевелюрой (крашенный, наверное, хотя нет, сто процентов), бледной кожей и сдвинутой на затылок бейсболкой. Он одет в свободные джинсы, свитшот и конверсы. Губы Зейна тут же дёргаются в улыбке. О нет, он теперь делит комнату с этим церковным мальчиком, который повинен только в том, что однажды перепил и заблевал мамочкины бегонии.

— Привет, — говорит парень, бросая рубашку на кровать и протягивая руку Зейну для приветствия. — Я Найл. Я приехал где-то часа полтора назад и подумал, что тут можно самому выбрать кровать, поэтому решил взять левую. Надеюсь, не ошибся.

Зейн игнорирует протянутую руку, вместо этого поднимая свою сумку с пола.

— Я Зейн. И да, неважно. Обе стороны этой комнаты абсолютно одинаковые, я проверил это в прошлом году.

И это правда. Комнаты не слишком большие. Они вмещают две кровати у стен, окна и рабочие столы — между ними. Над каждой кроватью висит полка для книг или других мелочей, у угла кровати — парта, с двух сторон от двери — по шкафу.